Пенелопа и Одиссей. «Жди меня…» - Наталья Павлищева

Таким чистеньким невозможно быть даже после купания, ведь, пока будешь выходить на берег, ноги все равно испачкаются. А этот стоял, словно божественное изваяние. Одиссей на всякий случай посмотрел на свои ноги. Конечно, выскоблить всю грязь, набившуюся в трещинки и царапинки, не удалось, она лишь слегка сократилась.

Внутри ворочалось злое желание вывалять этого чистюлю в куче навоза, что уютно расположилась у входа во двор. Эта куча уже достигла предельных размеров, и ее скоро должны вынести, но пока запах разносился по всей округе, однако нисколько не смущая итакийцев.

Паламед не сделал Одиссею ничего плохого, но он самим своим существованием словно укорял, а еще подавал пример.

— Паламед уже учится. Сейчас нельзя жить только выпасом свиней или лазаньем по горным пастбищам. В другое время живем, это не то что в нашем с тобой детстве, сейчас умные в почете…

Лаэрт в ответ рассмеялся:

— Да и в наше время дураков не жаловали. А учиться Одиссею и впрямь пора, подрос уже, скоро шесть.

— Шесть? — бровь противного отца противного Паламеда удивленно приподнялась. — Я думал, года четыре… Мал он у тебя.

Это была насмешка, Одиссей действительно мал ростом, зато крепок, словно дубок, не всякий взрослый с ног собьет. Стоявший рядом стройный Паламед выше почти на голову, недаром он поглядывал на царевича Итаки свысока.

— Идите погуляйте, — снисходительно махнул мальчикам Навплий.

Одиссей тут же придумал, как отомстить чистюле.

— Ага, пойдем, что покажу!

Мальчик кивнул и отправился за Одиссеем. Показать на Итаке было что, но Одиссей вовсе не желал открывать секреты этому чистюле, напротив, он задумал каверзу. Перед самыми воротами пропустил гостя вперед, за его спиной ловко зачерпнул ладошкой из навозной кучи и быстро прилепил «добычу» к белоснежной тунике.

— Ой, Паламед, ты выпачкался!

— Где?

— А вот тут! — «Забота» о госте позволила Одиссею вытереть руку о все ту же белоснежную тунику. Она на большом участке перестала быть белоснежной.

Паламед рассмеялся:

— Влез в навоз! Отец предупреждал меня, чтобы осторожно шел мимо этой кучи. Теперь придется возвращаться на корабль и переодеваться. Подождешь?

— Пойдем, провожу. — Одиссей был раздосадован, что Паламед не расплакался, не разозлился, кажется, даже не расстроился, только посмеялся над своей неловкостью. — Побежали!

Одиссей понесся так быстро, как только мог, сверкали голые пятки, по округе разносилось его сопение. Он слышал, что Паламед бежит следом, причем не отставая и даже не пыхтя. Конечно, Одиссей рассчитывал намного опередить гостя, ведь он знал на тропе, ведущей к бухте, каждый камень, ноги сами перепрыгивали, можно даже вниз не смотреть, кроме того, он был босой. Паламед успевал за Одиссеем и в сандалиях, причем прибежал не запыхавшись и вовсе не отстав.

Два дня нежданные гости были на Итаке, два дня разумный, чистенький Паламед существовал откровенным укором встрепанному Одиссею. Во всем он оказывался лучше: был успешней, чище, а уж знал куда больше! Паламед не только читал, он даже писал, умел быстро считать, чертил какие-то знаки, называя их цифрами, помнил всех героев и все подвиги Геракла, знал родословные богов и царей Эллады, его невозможно застать врасплох никаким вопросом.

Глядя, как корабль Навплия наконец скрывается за Караксой — «Мысом ворона», Одиссей вдруг шмыгнул носом:

— Встречу в море — утоплю!

Лаэрт расхохотался:

— А ведь это будущий родственник! Навплий договорился позже приплыть за твоей сестрой, чтобы стала женой Паламеда.

Мальчику стало совсем горько:

— А если я не буду таким, как Паламед, вы не будете меня любить?

Рука отца легла на плечо:

— Ты наш единственный и любимый сын, с которым никогда не сравнится никакой Паламед. Но учиться все же пора, Навплий прав. В Аттике и на Пелопоннесе мальчики уже ходят в специальные дома — гимнасии, где их учат читать, учат истории и устройству мира.

— А еще чему учат в гимнасии?

Одиссея заворожило само слово. Вот где небось набрался всяких знаний противный Паламед!

— А еще занимаются борьбой, стрельбой из лука, учатся владеть мечом… изучают разные виды боя, битвы…

Больше всего на свете Одиссею захотелось не лазить с Эвриклеей по горам, не бегать с Аргусом, не слушать байки Евмея, а учиться в гимнасии. Он так и сказал.

Антиклея взвыла:

— Не пущу!

— Куда?

— В гимнасию в Аттику.

Лаэрт снова расхохотался:

— Да его никто и не везет! На Итаке найдем, кому учить. У меня вон Полифрон умный и толковый. А чтобы не скучно было, позови с собой приятеля.

— Ментора! — выпалил Одиссей.

— А хоть бы и Ментора.

Началась учеба. К радости мальчишек, Полифрон и впрямь оказался «Многоумным» и хорошим педагогом, он не стал заставлять вихрастых друзей докучливо повторять что-то или просто заучивать, наоборот, старался вызвать интерес. Не запоминание сложных взаимоотношений богов или царей, а игра; если подсчет — то деревьев, лодок, стрел, добычи; если чтение — то записок, нацарапанных друг дружке в качестве тайных посланий…

И рассказы, рассказы, рассказы. А потом просьба повторить, пересказать по-своему, придумать продолжение… Полифрон учил быть пытливыми и сообразительными. Рыжику это удавалось лучше, чем Ментору.

Торговцы на кораблях прибывали не всегда одинаковые, бывали такие, у кого и товар не увидишь, с чем пришли — непонятно, а отец принимал их как самых дорогих гостей, только беседовал почти тайно, с глазу на глаз. Одиссей пробовал расспросить у Полифрона, тот тихонько посоветовал не лезть не в свое дело:

— Придет и твое время, Одиссей, знаться с этими, а пока расти.

— Откуда они?

— Из Баб-Или.

— Что это?

— Это огромный город, Одиссей, такой большой, что вся наша Итака, пожалуй, поместится.

Одиссей пытался представить себе улицы, заполнившие Итаку, и не мог.

— А где же тогда скот пасти, где пшеницу выращивать, где охотиться, если одни дома?

— В Баб-Или не выращивают хлеб и не пасут скот, это делают вокруг города.

— А что делают в Баб-Или?

— Там ремесленники, торговцы, правители и просто горожане, которые бреют и готовят пищу, содержат таверны для приезжих, содержат бани… Да мало ли что понадобится многим людям, собравшимся вместе!

— Но чем же торговать, если они ничего не выращивают и не пасут скот?

— Это и есть искусство торговли — сходить с караваном или на судах далеко, там купить или обменять, или…