Призрак Канта - Татьяна Устинова

Перелёты всегда давались ему с трудом. Спать в самолётах он не мог, сильно уставал, мечтал побыстрее добраться.

На паспортном контроле в Бухаре он проторчал часа полтора — среди полосатых тюков, ящиков, замотанных плёнкой баулов и громогласных людей, обливающихся потом. Дети и женщины в отдельной очереди — как положено на Востоке — кричали и гомонили, мужчин из его очереди всех пропустили, а Меркурьев застрял. Он всегда застревал на этом проклятом контроле!.. Усатый пограничник сначала в одиночку, а потом, призвав на помощь сотоварищей, всё что-то искал в его ноутбуке, телефоне, паспорте.

— Запрэщённое вэзёшь? — спрашивал по очереди каждый из стражей, Меркурьев честно отвечал, что ничего запрещённого у него нет, но они не отвязались, пока не открыли и не просмотрели все папки, все файлы с фотографиями и даже книжку Богомолова «Момент истины», скачанную из интернета.

Почему-то книжку смотрели особенно тщательно, чуть не каждую страницу.

Меркурьев знал, что ищут они «порнографию» — сколько раз он летал, столько раз искали!..

От поисков «порнографии» Василий Васильевич совершенно изнемог, но на борту всё равно не спал. Попутчики, объединившись с женщинами и детьми, шумели и кричали по-узбекски, хохотали и переговаривались из одного конца салона в другой.

Потом переезд из Внукова в Шереметьево, снова самолёт, и вот, наконец, — можно открыть дверь в осень, вытянуть ноги, дремать, никуда не спешить и ни о чём не думать.

Ветер теребил штору, тихонько позвякивали деревянные кольца, море вздыхало, и время от времени шелестели деревья.

Хорошо бы накрыться. На диване лежало свёрнутое лоскутное одеяло, совершенно здесь неуместное, но Меркурьеву было лень вставать.

Кажется, он заснул и проснулся от того, что кто-то разговаривал совсем близко.

— …чем меньше, тем лучше, — сердито говорил один. — А они всё прибывают!

— Никакой разницы, — возражал второй. — Наоборот, чем их больше, тем удобней! Нам удобней! Никто не должен догадаться.

— Кольцо нужно забрать сразу. Чтоб его не было, и всё тут.

— Кольцо заберём. Это я сам сделаю. Поручать никому не буду.

Меркурьев открыл глаза. Ему вдруг показалось, что разговаривают у него в комнате.

Что за ерунда? Никого здесь нет и быть не может.

Сумерки сгустились, окна и распахнутая балконная дверь светлели в предвечерней мгле, будто немного светились.

— Времени мало, — продолжал сердиться первый голос. — А тут и кольцо, и… всё остальное! А отсчёт уже начался.

— Успеем, — говорил второй. — Вот увидишь.

Меркурьев приподнялся и огляделся с изумлением.

Ну нет никого! Кто здесь может быть?!..

Он встал, нашарил кроссовки и вышел на балкон.

На улице было светлей, чем в комнате, и море почти успокоилось, на нём лежал ровный жемчужный свет. Лес, наоборот, потемнел и надвинулся. Меркурьеву показалось, что в глубине, за деревьями, возится и двигается что-то большое.

По брусчатке со стороны моря поднимался человек. Он вёл велосипед и, заметив на балконе Меркурьева, приостановился, поздоровался и прошёл дальше, к дому.

— Добрый вечер, — сказал с балкона Василий Васильевич.

А что ещё сказать-то?… Это не вы тут сейчас разговаривали о делах?

Он постоял немного, вернулся в комнату, задёрнул штору, но дверь закрывать не стал — пусть пахнет дождём и морем!.. Сумки, набитые вещами, стояли одна под дверью, другая возле столика, но Василию Васильевичу скучно было думать о вещах.

Обустраиваться — раскладывать барахло, вытаскивать зарядники, рассовывать их по розеткам, выставлять к двери башмаки — он будет завтра.

Отпуск только начинается, сегодня даже не первый день. Отсчёт начнётся с завтрашнего!..

Кажется, те двое тоже говорили что-то про отсчёт.

Василий Васильевич с трудом выпростал из тугого брюха сумки чистую рубаху и безразмерные полотняные штаны с карманами на всевозможных местах — очень удобная штука! — босиком прошлёпал в ванную и долго стоял под душем, отогреваясь. Он и не подозревал, что сильно замёрз, пока не влез под горячую воду!..

Потом, пытаясь разглядеть себя в запотевшем зеркале, прикинул, бриться или не бриться. По-хорошему стоило бы, тем более… девушка Кристина, будущий историк из Калининграда, присутствует!.. Но лень страшно!..

С одной стороны — будущий историк, с другой — лень. И что делать?

Меркурьев решил ничего не делать.

Не буду бриться. Отсчёт начинается с завтрашнего дня.

Он сунул босые ноги в кроссовки — холодные и слегка влажные внутри, — и это доставило ему удовольствие.

В пустыне никто не ходит на босу ногу. В пустыне надевают длинные носки и ещё заправляют штаны в высокие ботинки, завязывают их и зашнуровывают!.. В пустыне в самую жару сидят в брезентовых куртках и панамах с жёсткими полями, непременно прикрывающими шею. Местные умеют наматывать платки и тряпки, и так защищаются от зноя, а приезжие европейцы изнемогают, истекают потом, безостановочно пьют воду, и всё равно ничего не помогает. Сохнет во рту, сохнут глаза, в уши и в нос набивается мелкий песок и потом долго, месяцами, не вымывается. Меркурьев пробовал принимать какие-то американские таблетки, которые продавали контрабандисты. Таблетки эти вроде бы выдавали морским пехотинцам, воюющим на Ближнем Востоке, для «восстановления водно-солевого баланса», но «баланс» и от таблеток не восстанавливался.

Э-эх, я же в отпуске!.. И мои окна выходят на море, в комнате темно и влажно, блестит под балконом в свете фонарей мокрая брусчатка, что может быть лучше!..

Василий Васильевич пригладил волосы, торчавшие в разные стороны и, прихорошившись таким образом, вышел в коридор.

Снизу слышалось звяканье посуды и тянуло запахом вкусной еды.

Оказывается, есть хочется!.. И уже давно хочется!.. Что там Виктор Захарович говорил про кофе? Может, выпить до ужина, чтобы с голоду не перекинуться?…

— Вы кто? — спросили из угла.

Меркурьев вздрогнул от неожиданности.

Темнота в углу коридора, куда не доставал свет торшеров, зашевелилась, и из нее выступила темная фигура.

— Вы не из наших, — продолжала фигура, не приближаясь. — Зачем вы приехали?

Василий Васильевич слегка откашлялся.

— Добрый вечер, — сказал он громко.

— Здесь скоро начнутся серьёзные события, — продолжала фигура. — Вы хотите был свидетелем?…

— Я поужинать хочу, — признался Василий Васильевич. — Разрешите представиться, Меркурьев. Инженер.

Фигура колыхнулась, тёмное пятно поплыло ему навстречу.

— Антипия, — произнесла фигура.

— Где? — не понял инженер Меркурьев.