Повелеваю - стань моей! - Оливия Гейтс

Фара была близка к панике.

Увидев на ее лице немую мольбу о помощи, незнакомец подошел почти вплотную. С легкостью оттеснив суетящихся вокруг «помощников», он небрежным взмахом руки велел всем отойти прочь.

Фара встретилась с ним взглядом, и его черные как смоль глаза вновь обдали ее жаром. Она не краснела с шестнадцати лет, но сейчас чувствовала, как щеки заливает жгучий румянец.

Великолепное начало вечера, ничего не скажешь. До чего же она неуклюжа! Отец, будь он жив, пришел бы в ужас!

На самом деле Франсуа Бьюмонт не был ее родным отцом, но он любил Фару как свою дочь. Десять лет назад он умер. Смерть лишила ее не только его любви и тепла. Но и защиты от злобы и зависти, которые не замедлили хлынуть мутным потоком в ее жизнь. Чтобы обезопасить себя в светской жизни, Фара должна была овладеть умением возводить вокруг себя стены. И она потратила годы на то, чтобы стать неуязвимой.

Но сейчас стена, отгораживавшая ее от мира, рухнула в один миг. Красная от смущения, Фара чувствовала себя глупо как никогда.

Словно догадавшись об ее удрученном состоянии, незнакомец протянул несколько бумажных носовых платков и встал так, чтобы закрыть от любопытных взглядов. После чего помог ей привести себя в порядок, насколько это было возможно. Бросив скомканные салфетки на поднос, который держал бормотавший извинения официант, ее спаситель жестом пригласил последовать за ним. Дожидаться повторного приглашения Фара не стала и поспешила к распахнутым настежь изящным дверям, ведущим на террасу.

Едва они очутились на гигантском балконе, обнесенном ажурными перилами, как оркестр заиграл незнакомый концерт для скрипки. Но сейчас ей было не до музыки. Фара испытывала облегчение оттого, что наконец удалось скрыться от людских глаз и при этом не запутаться в складках проклятой юбки, прилипшей к ногам, и не упасть, вышагивая на неудобных высоченных каблуках. В двух шагах позади нее шел таинственный спаситель.

Еще не придя в себя после случившегося конфуза, Фара нервным движением заправила влажную прядь волос за ухо и, ни к кому не обращаясь, вполголоса произнесла:

— Именно то, что мне было нужно.

— Свежий вечерний воздух? Или избавление от чересчур надоедливых воздыхателей, прилипших к вашему платью? — усмехнулся мужчина. Его голос звучал чуть приглушенно из-за восточной чалмы, конец которой закрывал ему пол-лица.

«Британец, высокообразованный, из высших кругов, знающий себе цену», — мгновенно определила Фара. Или не британец? Акцент, несомненно, британский, но помимо него в облике мужчины было что-то экзотическое, властное и... опасное. Это чувство было настолько острым, что Фара не осмеливалась посмотреть на него еще раз, чтобы проверить свою догадку.

— Вообще-то я имела в виду душ из шампанского, — вздохнула она, сняла туфли и положила их на мраморную балюстраду. Потом принялась отжимать многослойные юбки своего костюма, стряхивая брызги шампанского на растущие рядом кусты роз.

Незнакомец рассмеялся, сверкнув белозубой улыбкой, потом подался корпусом к балюстраде, где стояла Фара, и его лицо оказалось от нее очень близко. Оно оставалось серьезным, но в глазах прыгали бесенята. Взглянув на нее, он спросил:

— Стало быть, вы были не прочь принять «душ», несмотря на перспективу провести оставшийся вечер в испорченном, промокшем платье и босиком?

— Мне было так жарко, что в любом случае финал был бы тот же, — призналась Фара. — И все равно, каким образом оно промокло. Лучше раньше, чем позже, — попыталась пошутить она.

— И какова была причина, из-за которой вам стало душно в отлично кондиционируемом помещении?

— В отлично кондиционируемом помещении?! — с негодованием переспросила она. — Да все собравшиеся там едва ли не лопались от самодовольства! Если генерировать выделяемое при этом тепло, то проблема энергообеспечения точно была бы решена. А уж когда вы посмотрели на меня, я вообще запылала как...

Фара спохватилась, но слова уже были произнесены. Как обычно, ее непосредственность опять вышла ей боком. Затаив дыхание, она ждала реакции собеседника. Если он только посмеет сделать какое-нибудь пошлое замечание, она...

— Да, теперь понятно, почему вы не были против душа. Спасибо.

Фара смешалась. За что он ее благодарит?

— И спасибо за откровенность, — сказал он. — Теперь и я могу искренне признаться, что, когда вы посмотрели в мою сторону, мне тоже показалось, что в зале стало как-то чересчур жарко.

Избегая его взгляда, она вдруг ощутила его руку на своем подбородке, словно он желал приподнять ее лицо и посмотреть в глаза. Неожиданно для нее самой его легкое прикосновение повергло Фару в трепет.

— Так давай повторим это, — вполголоса проговорил он.

Их глаза встретились помимо ее воли, и Фаре показалось, что она сейчас утонет в их бездонной глубине. Он медленно убрал с лица ткань, наполовину скрывавшую его.

— Посмотри на меня... — В его голосе слышалось то приглушенное волнение, которое испытывала и она сама.

Он был потрясающе красив. Она смотрела на него как на какое-то чудо, не в силах отвести взгляд. Странное томление и восторг рождались в ее груди.

Демон во плоти. Ошеломительно прекрасный демон.

Свободный покрой его одежды не позволял судить о его телосложении, но от него исходила такая сила, что Фара не сомневалась: изъянов просто не может быть.

Фара пожалела, что она не поэт и не писатель. Она могла повелевать цифрами, но искусство слова ей было неподвластно.

Этот мужчина был не просто красив. Он обладал такой мощной харизмой, что его энергетика и величие ощущались на расстоянии. Сомнений быть не могло: перед ней яркая, неординарная, выдающаяся личность. Это читалось в его глазах, в которых светился недюжинный ум, сквозило в каждом жесте, вплеталось в тембр его голоса.

Фара стояла словно пьяная и чувствовала, что у нее начинает кружиться голова. Но как это возможно, если она не сделала ни одного глотка шампанского? Выходит, можно опьянеть от... красоты?

— Вы прекрасны! — восхищенно выпалила она, не подумав, и тут же прикусила язычок, едва не застонав от досады.

«Ну надо же было сморозить такую глупость! Хоть бы он сделал вид, что не слышал!» — взмолилась Фара.

Шехаб промолчал. Но не из чувства такта или потому, что угадал ее мысли, — у него просто отнялся язык.

Эта женщина ошеломила его, ведь он представлял ее себе совсем иначе. Каждым своим словом, жестом она опровергала сложившееся о ней мнение. Если, конечно, это не было искусной игрой.

Впрочем, это уже было не важно. Демон она или ангел — его задача остается прежней. Изменилось только отношение самого Шехаба к тому, что он задумал: соблазнить эту женщину ради блага своей страны. Это был его долг.

Долг, который он готов исполнить с удовольствием.