По головам - Ярослав Горбачев

— Да-да, молодой господин, конечно… Только не сердитесь… Вы пока самый младший в роду. Нет никого в иерархии ниже, даже сестрицу вашу нерадивую ценят больше. И уж простите, но… Даже многие служащие считаются… Более привилегированными.

Савелий неожиданно осмелел и с каким-то даже садистским наслаждением выложил все расклады, с затаённым ожиданием поглядывая на меня. Этим очень удивил — я ждал, что придётся всё тянуть из него клещами.

По хорошему, представитель какой-нибудь древней и знатной фамилии просто обязан был бы сейчас проучить этого зазнавшегося слугу за такое — за то что он, похоже, ни во что не ставит «молодого господина», хоть даже при нём и пытается изображать покорность. Но лично мне его странности сейчас были очень и очень на руку.

— Допустим. Хорошо. Мне тут только что сказали, Савелий, что я воспитывался в медвежьем углу. Скажи, как же так могло приключиться? Как я, достойный член одной из самых могущественных фамилий в нашей звёздной системе… Пусть и самый младший в роду и не самый первый в иерархии, но всё же — как я угодил туда? Почему?

— Так, про вас просто на какое-то время все позабыли… Это после того, как ваш папенька женился на Аиде Казимировне, а остальные две его жёны скоропостижно скончались. Он же тогда отослал вас всех, детей от первых браков. Старшие поступили в училища и прочие учебные заведения. А вы, как ещё совсем маленький, и… Ну, скажем так, не самый перспективный, просто отправились в дальние владения, в один из особняков. Там и воспитывались, няней и домашними учителями. До недавнего времени воспитывались!

— Кстати, Савелий. А ты знаешь, в чём Аида Казимировна будет на церемонии?

— Как, в чём… Она же только что к вам заходила! Вы её видели!

Еле сдержался от довольной улыбки. Вот и выяснили ещё один вопрос. Меня распекала дражайшая мачеха. Но я не подал вида, и ради конспирации начал задавать уже совсем не интересующие меня вопросы:

— Так она будет в этом же платье, получается?

— Ну, не мне об этом знать… Но служанки госпожи шепнули, что именно этот наряд они примеряли намедни…

— Хорошо. Скажи, Савелий. А ты не знаешь, у Аиды Казимировны есть дети от Храбра Всемировича?

— Нет, вы же знаете — Кровавые не послали…

— Я не про это. Это все знают, — на самом деле, ещё только что сам этого не знал, но продолжил самозабвенно врать и «путать следы». — А никакая служанка не шепнула, что, может быть, это не так? И что где-нибудь в «медвежьем углу» воспитывается ещё кто-то, кто может быть даже младше меня?

— Нет, помилуйте! Я бы знал… Наверное.

— Это хорошо. Это правильно. Братья не любят меня. Очень не любят… — этот факт я тоже узнал совсем недавно, из монолога мачехи, и вставил его сейчас, чтобы ещё больше усыпить подозрения Савелия, и чтобы он не побежал сразу к Казимировне или к лекарям душ с новостями, что, мол, «молодой господин» «с глузду двинулся»…

— Помилуйте, Темнозар Храбрович! Зачем же так! Ваши братья вас любят… Просто — по-своему!

— Конечно-конечно, любят. То-то я заметил… Савелий. Как думаешь, сегодняшнее мероприятие — оно как-то изменит моё положение в семье? И отношение ко мне братьев? Чего мне ждать от него? А то я же жил в этом своём так называемом «медвежьем углу», и совсем ничегошеньки не знаю про столичные порядки…

— Дык какая разница-то, помилуйте, Темнозар Храбрович! Свадьба, она и на другой планете свадьба! Конечно же, после неё у вас будет совсем другой статус. Вы, можно сказать, совсем взрослый станете!

— А напомни-ка, Савелий… На ком я женюсь-то? Из головы вылетело…

— Вот вы даёте! Так на Яромире Белой же, на пятой дочери главы их рода!

— Точно! Вспомнил. И этот брак зачем-то нужен роду… Но зачем?

— Ну, я в таких вопроса не силён… Но говорят, что ваш брак действительно нужен, просто необходим, чтобы поддержать союз наших двух родов! Ваш отец долго враждовал со стариком Белым, но теперь они решили, что больше пользы будет от дружбы. Это важное, очень важное событие… Позвольте, молодой господин! У нас же и правда мало времени… Если мы опоздаем, Аида Казимировна будет сильно ругаться…

— Пусть.

Тем не менее, я взял рубашку и начал застёгивать пуговицы. От Савелия, который опять было бросился помогать, вновь пришлось отбиваться.

— Ладно. Раз это надо для блага рода… Значит, надо. Савелий, а ты можешь достать изображение с этой Яромирой? Хочу, чтобы оно перед глазами было, пока одеваюсь. Буду привыкать к мысли.

— Да-да. Конечно, молодой господин…

Трясущимися пальцами правой руки Савелий вытащил из-под рукава левой позолоченный браслет коммуникатора и провёл над ним пальцами. Над устройством появилось объёмное изображение из россыпи пиктограмм, букв, цифр и чёрточек. Набрав с их помощью нужные команды, слуга заставил коммуникатор выйти в сеть, судя по всему — внутреннюю сеть поместья, и погрузился в поиски.

То, как Савелий медленно и неуклюже производил даже простейшие операции, вызывало серьёзные вопросы к его профпригодности. Возможно, местные считают, что для простого слуги уверенная работа с коммуникатором не является обязательным требованием? Будь я тут главным, такого бы точно не потерпел.

Ждать пришлось прилично. Но — дождался.

Савелий с гордым видом развернул передо мной голограмму, и я с любопытством посмотрел на невесту.

И почувствовал, как всё внутри буквально оборвалось.

Наваждение прошло через несколько секунд. Нет… Просто похожа.

Но эти несколько секунд я смотрел и не видел.

Перед глазами мелькали картины из прошлого. Одна за другой.

Обгоревшие руины. Пепел, поднятый ветром. Пустые, остекленевшие глаза. Тела, сваленные грудами…

С трудом удалось вырвать себя из всего этого и вернуться к реальности. До боли впившись пальцами в край кровати, сказал сам себе: успокойся. Это не она. Даже не похожа. Ну… Вернее, похожа, но… Совсем чуть-чуть.

Постарался взять себя в руки. Отбросить непрошеные, даже вредные ассоциации, оценить увиденное на коротком голографическом ролике беспристрастно. И вынужден был констатировать: нравится.

Передо мной в воздухе зависло изображение красивой синеглазой девушки с волосами голубого цвета, который от корней к кончикам переходил постепенным градиентом от густой тёмной лазури к пепельной серости.

Девушку запечатлели в полный рост, будто приглашая оценить её всю, целиком — не только одно лишь идеально-пропорциональное лицо, которое уже одно заслуживало самого пристального внимания, но и точёную, спортивную фигурку.

Изображение не было статическим. Девушка на голограмме сначала с вызовом смотрела куда-то в пустоту из под дерзки изогнутых бровей. Потом смешно хмурилась. Затем пару раз хлопала длинными ресницами… А в завершение легонько улыбалась краешками сочных и ярких губ, показывая ровные белые зубки.