Прощай, цирк - Чон Унён

Трудно было определить, принадлежал ли он к богатым или бедным. Не представлялось возможным и узнать, что за подготовку он провел ради предстоящей женитьбы. Остальные мужчины, забыв на время о еде, внимали ему, одобрительно кивая.

Надо сказать, что с самого начала этой поездки их всех объединяло чувство некой солидарности. Вероятно оно, это чувство, было близко к тому ощущению, что испытывают солдаты, получившие одно боевое задание на всех, или заключенные, совершившие похожие преступления. Наверное, оно возникло, потому что у них имелась одна и та же проблема и они собирались решить эту проблему одним и тем же способом. И в цирке, и за обедом все они думали лишь об одном — о завтрашней встрече с девушками.

Богатый стол почему-то не возбуждал у меня аппетита, а наоборот, подавлял его. Лениво работая палочками, я ел только холодный салат, заправленный пхэнипосот[2] и огурцами. Что касается брата, то он каждый раз, когда кто-нибудь высказывался, молча улыбался и согласно кивал. Улыбка вообще не сходила с его губ. Лучась благожелательностью, он добродушно посматривал на спорщиков. Те же подались к нему, словно его одобрение могло стать решающим фактором в установлении истины.

— Нет, вы только посмотрите: этот господин улыбается с таким видом, — шутливо заметил мужчина с пятном на щеке, глядя на веселое лицо брата, — словно он уже женился.

— Да-да, выглядит он вполне довольным жизнью, — кивая в знак согласия, с усмешкой сказал другой мужчина. — Он даже и не разговаривает особо.

— А вы двое — действительно родня? Что-то не похожи вы на братьев! — пытался кто-то сострить.

— Ну, может быть, это неплохо — вдвоем предпринять такую поездку, — вступил в разговор мужчина, державший свиноферму. — Жены братьев могут поговорить о чем-то близком, понятном обеим, а ведь это очень даже хорошо. Но чем же, интересно, занимался твой брат, что до сих пор не женился? — спросил он меня и, не дождавшись ответа, гордо заявил: — Я вот уже дважды был женат.

Я продолжал усердно работать палочками, не понимая толком, что жую, лук или баранину. Брат и вовсе только катал по тарелке обжаренный в масле арахис. Видя это, мужчины прекратили попытки с ним заговорить. Они с аппетитом поглощали предложенные блюда, не забывая выражать свое мнение по поводу качества еды, но мысли у всех были только о чосончжогских девушках, о завтрашнем дне.

Я старался не вглядываться в их лица, потому что, когда я встречался взглядом с мужчиной с красным пятном на щеке, мне хотелось пройтись по его физиономии наждачной бумагой, а когда смотрел на владельца свинофермы, то в моем воображении возникала сцена случки повизгивающих свиней. Перед глазами мелькали образы карлика, сидящего верхом на обнаженной женщине, визжащих свиней, занятых спариванием, огромной стаи осьминогов. Я зажмурился, но все без толку. Чем усерднее я старался не смотреть на них, тем сильнее их голоса раздражали мой слух. Всякий раз, когда я слышал тяжелое сопение или надоедливое покашливание, у меня рождалось желание схватить чей-то нос и выжать из него весь вонючий желтый гной. Постепенно голоса смешались в сплошной белый шум, и в конце концов мне стало казаться, что это уже не человеческая речь, а хрюканье и визготня свиней, у которых началась течка. Все звуки: стук тарелок, сопение, чей-то хрипловатый басок, — слившись, превратились в какое-то жужжание, глухой гул, от которого закладывало уши.

Я понимал, что хотя бы ради брата должен был вести себя приветливее и попытаться принять участие в разговоре. Однако, как я ни уговаривал себя, заговорить с ними так и не смог. Мне хотелось одного: уйти отсюда хотя бы на минуту — но пораньше. Все мои мысли были только об этом.

Если бы кто-то увидел меня в тот момент, то наверняка сказал бы, что я похож на сурового работодателя, пригласившего на интервью потенциального сотрудника. Скрестив руки на груди, усевшись боком на стуле, я пристально, с недоверием разглядывал представленных нам кандидаток. Первая из них была очень высокого роста и выглядела упрямой. Вторая, на мой взгляд, вела себя вызывающе и чересчур много кокетничала. Третью девушку — очень молодую на вид — интересовало лишь одно: сколько денег у брата? Четвертая, с губами, в уголках которых скопился жир, почему-то показалась мне жадной.

Я не отводил от них своего подозрительного взгляда. Все они в моих глазах выглядели хищницами, которые только и ждали, чтобы обмануть моего добродушного брата и сбежать сразу же, как только получат брачную визу. Но я невольно заметил, что чем больше становилось отвергнутых кандидаток, тем сильнее мрачнел брат.

Девушки, которые пришли на встречу с нами, сразу догадались, что решающее слово останется за мной, поэтому всячески старались мне понравиться. Увидев меня, они, мило улыбаясь, заводили разговор. Что касается брата, то он во время наших бесед вел себя словно совершенно посторонний человек: то теребил салфетку, то складывал из нее какие-то фигурки. Ловко работая руками, он иногда внезапно поднимал голову, несколько секунд смотрел на очередную претендентку, а затем возвращался к своему занятию. Мой добрый брат не видел у девушек недостатков и не умел им отказывать.

Девушка, вошедшая последней, была невысокой и очень худенькой. В документах значилось, что ей двадцать пять лет, но на самом деле она выглядела намного моложе. Из-под маски густо наложенного макияжа проглядывало лицо, носившее следы глубокой усталости. Ее пальцы мелко дрожали. Они у нее были тонкие и длинные.

Брат, по-прежнему сохраняя равнодушный вид, все складывал свои салфетки. Он смастерил из них миниатюрные брюки, рубашку, шляпу и схематичное человеческое лицо. Соединив четыре салфетки, брат посмотрел на меня. Передо мной лежал клоун. Юный клоун с маленькими ногами, огромной головой и еще большей шляпой. Я мельком взглянул на бумажного клоуна и, снова обратив свой взор на девушку, поинтересовался:

— Почему вы хотите выйти замуж за корейца?

— …

— Может быть, у вас в Корее есть знакомые или родственники? — задал я другой вопрос, не дождавшись от нее ответа.

— …

— Вы не можете говорить? — спросил я, начиная уже тревожиться из-за ее молчания.

— Я приехала сюда на поезде, — заговорила она тихим голосом. — Мы добирались сорок часов. Чтобы приехать сюда, — тут она вздохнула, чуть помолчала, — я даже уволилась с работы.

Брат, привстав, протянул ей через стол чуть колыхающуюся фигурку клоуна. Немного поколебавшись, девушка поднялась, взяла подарок и села обратно на стул. Я понял, что она понравилась брату. Оказалось, что он все замечал и только делал вид, что происходящее ему безразлично. Но во мне снова зародились подозрения. А что, если и этой претендентке нужно лишь свидетельство о браке и билет до Кореи? Что, если за изящным обликом скрывается коварная натура? Для меня это было почти очевидно. Я посмотрел на брата.

«Поверь ей», — сказали мне его добрые, наивные глаза. Он видел, что меня одолевают сомнения, но этот взгляд говорил, что ему-то в любом случае терять нечего.