Шпион из Калькутты. Амалия и генералиссимус - Мастер Чэнь

«Что ж, — подумала я. — Прошлое — оно же первое — мое дело началось с убийства, убийствами продолжалось и закончилось. А это, значит, будет дело о пропаже людей. Или об их побегах. Уже прогресс, потому что убийств в прошлый раз мне хватило, возможно, навсегда».

Я попыталась представить себе, какое отношение могло иметь исчезновение доктора Оуэна к побегу китайского агента. Поняла, что скорее всего — никакого (не вместе же они отправились в бега — им для этого надо было еще познакомиться), и выкинула это дело из головы. Временно, по крайней мере.

— Нет, меня интересует пропавший китаец, — повторила я.

— Китаец — посложнее. Если бы то был местный китаец, я бы сказал, что он всплывет скоро в каком-то водоеме с шестьюдесятью колотыми ранами. Но если речь о чем-то совсем недавнем, и если вам нужен вот этот китаец, совсем не местный… Которого уже кое-кто искал, кстати… — отметил Робинс.

— Теперь попробую его поискать я, и у меня все та же просьба — не говорите никому и ничего, может быть, тогда с поисками у меня лучше получится…

— Ах, вот что вам тут нужно. Ну, я не зря провел в здешних краях почти два десятилетия — и действительно поостерегусь рассказывать всем обо всем. А китайский мир в этих краях своеобразен, весьма своеобразен… Джереми, — повернулся к нему Робинс, и глаза его снова загорелись ехидным огнем. — Ну-ка, послушайте — если вы хотите стать достойным полицейским в Малайе, конечно. Потому что здесь преступления не те, что в Лондоне. Вы уже видели автомеханический бизнес Бок Чуа Чена вот на этой улице, в нескольких домах отсюда?

Потное и чуть побледневшее после разговоров о змеиных коктейлях лицо Джереми приобрело мученическое выражение. От него хотели слишком многого. Бок? Чуа Чен? Это что, какая-то подозрительная еда, типа собачатины или змеятины, или местный танец?

— Понятно… если накопите на собственное авто— рекомендую. Бок процветает даже в нынешние трудные времена. Отличные подержанные машины тоже есть. Но когда-то он был очень бедным китайским мальчишкой, влюбленным в девушку из богатой семьи. Папа ее жил на Ампанге — а это здесь предел мечтаний — и имел другие виды на брак любимой дочери. Что-то династическое, что ли. Та сопротивлялась, а потом… умерла от чего-то, бедняжка. Боюсь, что это было самоубийство. Бок отнюдь не Ромео, он кончать с собой не стал, но не забыл и не простил. И вот он стал богатеньким молодым китайцем — тогда еще нынешнее несчастье не началось и даже не казалось возможным — и что же он сделал? Купил участок земли на том же Ампанге, прямо напротив бунгало папы своей мертвой невесты. И выстроил там небольшой дворец. С тяжелыми колоннами, фронтоном, террасой. Лазурный Берег, и только… В два высоких этажа. Повторяю — прямо напротив дома своего обидчика, без всякого отступа влево или вправо, и на три ярда выше его. И вселился туда. То есть перекрыл своему соседу напротив все линии фэншуя, которые там имелись. Что тому оставалось? Уехать из дома — потерять лицо. Продолжать там жить — с наглухо заблокированными линиями силы и линиями жизни? И ведь понятно, что дом теперь не продать. В общем, деловые партнеры начали обходить его стороной. Потому что все знали: оставалось гордому отцу, к сожалению, только одно — дождаться конца. Он еще жив, но с постели уже не встает. А у Бока китайцы теперь покупают авто с особым уважением. Будете ехать в свое бунгало, Джереми, обратите внимание — дом Бока чуть дальше вашего поворота, минуты три лишних. На мой взгляд, самое замечательное строение во всем городе. Орудие медленного зверского убийства, о котором все вокруг знают, но ничего не могут сделать. Единственного в истории убийства с помощью не пули или яда, а фэншуя. И это, в отличие от змеиного коктейля, чистая правда, — назидательно добавил Робинс.

Глаза Джереми стали попросту стеклянными.

— Фэншуй — это китайская геомантия, соответствие архитектуры и внутреннего устройства жилья силовым линиям земли, воды, и вообще гармонии природы, — помогла ему я. — Поставишь дом или просто кровать не по фэншую — и нанесешь ущерб здоровью. А то и… Если ты китаец, конечно.

Но благодарности я не дождалась. Джереми, кажется, был готов к полному отключению перетруженного мозга.

А господин Робинс тем временем щелкнул пальцами бою, и тот понес к нашему столику нечто напоминающее орудийный снаряд со слегка помятыми и запотевшими боками — сифон для содовой. Робинс нажал тяжелой рукой на рычаг, и в стакан хлынула струя воды, вспениваясь там крупными пузырями.

— Госпожа де Соза, меня никто об этом специально не просил, но если в городе нет никаких массовых волнений, то лишь только возникнет проблема — я всегда могу пожертвовать ради вас парой-тройкой констеблей. Для спокойствия. Не отказывайтесь.

— И не буду, господин Робинс. Но пока рано об этом говорить, а потом, у меня будет тут некоторая зашита. Моя, так сказать, частная армия. И я говорю об этом потому… потому что, если не ошибаюсь, эта армия уже здесь… — За стеклами залы на жаркой и полной дразнящих запахов улице тележку торговца очищенными и плавающими в тающем льду зеленоватыми ломтиками манго с руганью отодвигали от входа в «Колизеум». Ее место, изрыгая газолиновые испарения, занял похожий на калошу «форд» с потертой крышей искусственной кожи. К «форду» бежали два китайских боя из отеля — подавать руки выходящей из него грациозной даме в летящем белом платье и шляпе с перьями. Она кивнула им и сделала указующее движение рукой. Повинуясь ему, из «форда» выгрузили железное сооружение на колесах и начали раскладывать его. В получившуюся инвалидную коляску принялись с глубоким уважением перегружать из авто джентльмена с седоватой бородкой. Прочие черты его лица были не видны под обтянутым парусиной пробковым шлемом-тупи, отбрасывавшим резкую черную тень. Бой начал теребить защелку, чтобы распахнуть обе двери в отель и вкатить коляску внутрь.

— Какой кошмарный в этом году апрель, — всем сразу и никому конкретно сказала дама, с отчетливым американским акцентом. — Даже камень тает. Надеюсь, вентиляторы там, наверху, справляются со своей задачей?

Легко касаясь плеча инвалида, катящегося в коляске рядом, она приблизилась к стойке — бара и одновременно отеля.

— Магдалена Ван Хален, — представилась она низким голосом. — И майор Энтони Дж. Херберт-младший. Две комнаты рядом.

А дальше джентльмены, наслаждавшиеся вечерним коктейлем, затихли, американский акцент и вообще черты американского национального характера перестали быть предметом начавшегося (вполголоса) оживленного и ехидного разговора. Возможно, они не успели даже обсудить неопределенный, весьма неопределенный возраст Магдалены Ван Хален. Потому что груду чемоданов, которую переносили из «форда» два боя, торжественно увенчали два специфических предмета с застежками — футляры, чтобы быть точным, внутри которых могло быть только одно. Два сияющих золотой медью саксофона. Ну, или один саксофон и один кларнет.

— Ого-о-о! — прошел счастливый вздох по зале. Жизнь обещала стать интереснее.

— Два сифона наверх, горячую воду… — слышался у стойки приглушенный голос дамы, с этим неподражаемым американским «р».