Деникин - Георгий Ипполитов

Ну что ж, уважаемый читатель, путешествие по волнам исторической памяти начинается. Машина Времени подана. Занимаем места. Первая остановка — 30-е годы XIX века.

Иван Ефимович, поднявшись из-за праздничного стола, подошел к детской кроватке, где барахтался шустрый малыш. На суровом лице старика мелькнула улыбка:

— Лиза, иди сюда!

— Чего тебе, Ефимыч?

— Смотри, жена моя, какого ты мне на старости лет красавца богатыря подарила! Давай погадаем по старому поверью, что ждет сына моего?

Елисавета Федоровна согласилась. Разложили на подносе крест, детскую саблю, рюмку и книжку и поднесли к ребенку. К чему первому малыш притронется, то и предопределит его судьбу. Мальчик тотчас же потянулся к сабле, поиграл рюмкой, а прочего ни за что не захотел коснуться.

Иван Ефимович громко рассмеялся:

— Ну, думаю, дело плохо: будет мой сын рубакой и пьяницей.

Вспоминая рассказ своего отца о гадании, Антон Иванович Деникин на склоне лет писал:

«Гадание сбылось и не сбылось. „Сабля“ действительно предрешила мою жизненную дорогу, но и от книжной премудрости я не отрекся. А пьяницей не стал, хотя спиртного вовсе не чуждаюсь. Был пьян раз в жизни — в день производства в офицеры».

Воистину, пути Господни неисповедимы…

«Сим с приложением церковной печати свидетельствую, что в метрической книге Ловичской приходской Предтеченской церкви за 1872 год акт крещения младенца Антония, сына отставного майора Ивана Ефимовича Деникина, православного исповедания, и законной жены его, Елисаветы Федоровой, римско-католического исповедания, записан так: в счете родившегося мужеска пола № 33-й, время рождения: тысяча восемьсот семьдесят второго года, декабря четвертого дня. Время крещения: того же года и месяца декабря двадцать пятого дня.

На подлинном подписал: Настоятель Ловичской приходской Предтеченской церкви священник Венъямин Скворцов».

Этим казенным языком было отмечено появление на свет и крещение в православную веру Антона Ивановича Деникина, человека, которому история отвела одну из ведущих ролей в судьбоносных для России событиях. Хотя его крестили в Ловиче, родился он 4 (16) декабря 1872 года[13] в городе Влоцлавске Варшавской губернии. Вернее, в пригороде его за Вислой — в деревне Шпеталь Дольный, в семье Ивана Ефимовича Деникина и Елисаветы Федоровны Вржесинской. Это была добропорядочная семья.

Как-то великий философ Ф. Ницше заметил, что мать — святое, а отец — почти всегда случайность. Трудно что-нибудь возразить мыслителю. И будет правильным начать рассказ о родителях Деникина с его матери. К сожалению, нам мало что известно о ней. Но все же.

Елисавета Федоровна Вржесинская — полька, происхождением из города Стрельно, который в описываемые времена в результате разделов Польши принадлежал Пруссии. Ее родители — обедневшие мелкие землевладельцы. Судьба занесла Елисавету Федоровну в пограничный город Петраково, где она добывала для себя и для старика, своего отца, средства к жизни шитьем. Там она и познакомилась с будущим мужем.

Антон Иванович очень любил свою мать. Он был с ней в долгой разлуке, длиною в два года, всего лишь два раза в жизни: в период обучения в военном училище и в годы Первой мировой войны. Мать жила с сыном со времени его производства в офицеры до конца своих дней. Смерть настигла Елисавету Федоровну в Киеве в 1916 году. В это время тот, кого она взрастила, воевал, заработал репутацию талантливого боевого генерала и командовал уже корпусом.

Намного больше сведений об отце Деникина — Иване Ефимовиче, судьба которого во многом типична для поколения XIX столетия.

Он родился за семь лет до нашествия Наполеона на Россию, в 1807 году, а умер в 1885 году. На семьдесят восемь лет жизни Ивана Ефимовича выпали и позор крепостного права, и триумф русского оружия (Отечественная война 1812 г.), и его трагедия (Крымская война), и реформы Александра II и контрреформы Александра III.

Золотой век России. Век расцвета и начала заката Российской империи.

Судьба распорядилась так, что отец будущего генерала родился в семье крепостного крестьянина. Тянул Ефим Деникин крепостную лямку в имении помещика в Саратовской губернии да воспитывал трех детей. Третьего, младшего сына звали Иваном. Вероятно, прожил бы сын свою жизнь, как и отец. Но в судьбе Ивана, не по его воле, произошел крутой поворот: двадцати семи лет от роду он был сдан помещиком в рекруты. Это была трагедия!

Рекрутская повинность, как система комплектования армии царской России, введенная Петром I в 1705 году, была тяжким бременем. Рекруты, попавшие, как тогда говаривали «под красную шапку», навсегда рвали по живому родственные связи. Не избежал этой участи и Иван Ефимович. Его родители, правда, умерли раньше, чем забрили сына в рекруты. Но брат и сестра служивого разбрелись по свету. Где они, живы ли — Иван не знал. Только однажды, во время продвижения полка по России, судьба занесла его в тот город, где, как оказалось, жил его брат, удачно «вышедший в люди». Обрадовался служивый, пошел на квартиру брата, который в тот день собирал званый обед. Жена брата вынесла, однако, родственнику прибор на кухню, не пустив в покои. Встал солдат и ушел не простившись. С той поры братья никогда не встречались.

Что ж, знакомые картинки русского быта — «из грязи в князи».

Начал службу ратную Иван Деникин во времена Николая I, которого в народе прозвали Николаем Палкиным. Солдаты были тогда, как никто другой, унижены и оскорблены. За незначительные проступки их могли подвергнуть различным формам телесных наказаний: от самых изуверских — кнутом, плетьми, шпицрутенами до розог, считавшихся самой легкой формой истязания. Наиболее страшное мучение — «прогнать сквозь строй», когда жертву вели между двух шеренг солдат, стоявших лицом друг другу, и каждый бил осужденного по спине шпицрутеном. За недостаточно сильный удар солдат мог разделить участь того, к кому он проявил милосердие, опуская на его спину орудие пытки. Такая экзекуция нередко заканчивалась смертью несчастного служивого. Иван Ефимович, рассказывая сыну об ужасах «прогонов сквозь строй», производивших на мальчика жуткое впечатление, заканчивал свои печальные повествования, по словам Антона Ивановича, с эпическим спокойствием, без злобы и осуждения и с обычным рефреном: «Строго было в наше время, не то, что ныне!»