Властелин Севера - Бернард Корнуэлл

— Ты живешь в Эофервике? — спросил я.

— В Лундене. Но у меня есть склад в Эофервике. В этом месте можно купить хорошую овечью шерсть.

— Там все еще правит Риксиг? — спросил я.

— Риксиг умер два года тому назад. Теперь на троне человек по имени Эгберт, — покачал головой Торкильд.

— Когда я был ребенком, Эофервиком управлял король по имени Эгберт.

— Это его сын. А может, двоюродный брат? Как бы то ни было, он сакс.

— Так кто же на самом деле правит в Нортумбрии?

— Конечно мы, — ответил Торкильд, имея в виду датчан.

Датчане часто сажали послушных им саксов на троны захваченных государств, и Эгберт, кем бы он ни был, без сомнения, являлся таким карманным правителем, монархом на поводке. Он придавал датской оккупации видимость законности, но настоящим правителем являлся ярл Ивар, датчанин, владевший большинством земель вокруг города.

— Он Ивар Иварсон, — с оттенком гордости в голосе произнес Торкильд, — сын Ивара Лотброксона.

— Я знал этого человека, — отозвался я.

И хотя Торкильд вряд ли мне поверил, я тем не менее говорил правду. Ивар Лотброксон был бесстрашным воином, худым, как скелет, жестоким и наводящим повсюду ужас, но он был другом ярла Рагнара, который меня воспитал. Брата Ивара, Уббу Лотброксона, я убил в схватке у моря.

— Ивар — вот кто истинный правитель Нортумбрии, — заявил Торкильд, — но только не в долине реки Виир. Там правит Кьяртан. — Произнеся это имя, торговец прикоснулся к амулету в виде молота, висевшему у него на шее. — Теперь его зовут Кьяртан Жестокий, — продолжал он, — а его сын — так тот еще хуже.

— Свен, — угрюмо произнес я.

Я знал Кьяртана и Свена. Они были моими врагами.

— Свен Одноглазый, — скорчив гримасу, подтвердил Торкильд и снова прикоснулся к амулету, ибо боялся накликать беду, произнося эти имена. — А к северу от них правит Эльфрик Беббанбургский.

Я знал и его. Этот самый Эльфрик Беббанбургский, приходившийся мне родным дядей, украл по праву принадлежащие мне земли, но я притворился, что последнее имя мне незнакомо.

— Эльфрик? — переспросил я. — Еще один сакс?

— Сакс, — кивнул Торкильд, — но его крепость слишком неприступна для нас. — И добавил, поясняя, почему правителю саксов разрешили остаться в Нортумбрии: — И он нам, признаться, нисколько не мешает.

— Друг датчан?

— Во всяком случае, не враг. Есть три великих владыки: Ивар, Кьяртан и Эльфрик. А вот за холмами, в Камбреленде? Никто не знает, что там творится.

Торквильд имел в виду западный берег Нортумбрии, выходивший к Ирландскому морю.

— Там, в Камбреленде, правил раньше великий датский вождь. Его звали Хардакнут, но я слышал, что его убили в какой-то сваре. А теперь? — Торговец пожал плечами. — Кто знает?

Итак, моей целью была Нортумбрия — королевство трех соперничающих правителей, ни один из которых меня не любил, мало того, двое из них желали моей смерти. Однако там был мой родной дом, и мне давно следовало взыскать долг, поэтому я следовал тропой меча.

То был долг кровной мести. Мести, планы которой я вынашивал вот уже пять лет, с того самого дня, как Кьяртан и его люди пришли ночью к дому ярла Рагнара. Они сожгли дом и убили всех, кто пытался спастись из пламени. Рагнар вырастил меня, я любил его, как родного отца, а его убийца до сих пор не отомщен. У Рагнара остался сын, тоже Рагнар. Мы с ним дружили, но Рагнар Младший никак не мог отомстить, ибо его сейчас держали в заложниках в Уэссексе. Поэтому я отправлюсь на север, найду Кьяртана и убью его. А заодно убью и его сына Свена Одноглазого, который взял в плен дочь Рагнара Старшего.

Жива ли Тайра? Я этого не знал. Но в любом случае я поклялся отомстить за смерть Рагнара Старшего. И вот сейчас, когда я плыл на корабле Торкильда, налегая на весла, мне иной раз казалось: я действую безрассудно, плывя домой, потому что Нортумбрия буквально кишит моими врагами. Но меня гнала сама судьба, и я испытал необычайное волнение, когда мы наконец вошли в широкое устье Хамбера.

Здесь ничего нельзя было разглядеть, кроме илистого берега, еле видного сквозь пелену дождя, кустов ивняка на отмелях, отмечающих спрятанные ручьи, да широких ковров водорослей и ряски на поверхности серой воды. Но то была река, которая вела в знакомую мне Нортумбрию, и я понял, что принял верное решение. Именно здесь был мой дом. Не в Уэссексе с его богатыми полями и спокойными холмами. Уэссекс был уже прирученным, запряженным в сбрую королем и Церковью, а тут в холодном северном воздухе носились вольные стаи птиц.

— Здесь ты и живешь? — спросила Хильда, когда мы подплыли поближе к берегу реки.

— Моя земля лежит дальше к северу. А это Мерсия, — показал я на южный берег. — А там — Нортумбрия, и тянется она вплоть до земель, где живут варвары.

— Варвары?

— Скотты, — ответил я и сплюнул через борт.

До нашествия датчан нашими главными врагами были скотты. Они даже совершали набеги на юг, через наши земли. Но затем на них, как и на нас, напали северяне, и теперь скотты уже не представляли собой прежней угрозы, хотя все еще были опасны.

Мы поднялись на веслах по реке Уз, и наши песни звучали в такт ударам весел, пока мы скользили под ивами и ольхами, мимо лугов и лесов. Теперь, когда мы оказались в Нортумбрии, Торкильд снял с носа своего корабля вырезанную из дерева песью голову, чтобы рычащая тварь не испугала духов этой земли.

Тем вечером, под чисто вымытым небом, мы приплыли в Эофервик — главный город Нортумбрии. Именно здесь некогда был убит мой отец и я осиротел, а затем встретил Рагнара Старшего, датчанина, который вырастил меня и любил как родного сына.

Я не греб, когда мы приблизились к городу, потому что весь день налегал на весла, и Торкильд меня сменил. Я стоял на носу, наблюдая, как туман ползет над городскими крышами.

А потом я посмотрел вниз, на реку, и увидел первый труп. Мальчик, лет десяти или одиннадцати от роду, голый, если не считать тряпки, повязанной вокруг бедер. У него было перерезано горло, но огромная рана не кровоточила, потому что ее начисто промыла вода реки Уз. Длинные волосы ребенка колыхались на воде, как водоросли.

Потом мы увидели еще два плывущих тела, после чего приблизились к Эофервику настолько, что разглядели городские укрепления. На них было слишком много людей — людей с копьями и щитами. Еще больше народу теснилось у речных причалов: мужчин в кольчугах, мужчин, осторожно наблюдающих за нами, мужчин с обнаженными мечами; и по приказу Торкильда мы подняли весла, и вода закапала с неподвижных лопастей.

Судно развернулось, подхваченное течением, и я услышал громкие вопли, раздававшиеся за городской стеной.

Ну что же, вот я и дома.

Торкильд позволил судну дрейфовать по течению сотню шагов, пока оно не уткнулось носом в берег рядом с ивой. Он выпрыгнул на сушу, привязал канат из кожи морского котика к ивовому стволу, а потом, бросив испуганный взгляд на вооруженных людей, наблюдающих за нами с высокого берега, торопливо взобрался обратно на борт.