Никто кроме Путина. Почему его признает российская "система" - Люк Хардинг

В течение прошлого десятилетия ФСБ получила новые обязанности. Ее бюджет увеличился. Точная численность персонала агентства — это совершенно секретная информация. Но по оценкам Солдатова и Бороган ныне ФСБ имеет более 200 000 агентов. В феврале 2010 года министр обороны США Роберт Гейтс отмечал, что демократия в России практически сведена на нет. Зато страна является «олигархией, управляемой спецслужбами».

Заместитель Байерли, Эрик Рубин, размышляет об идеологическом мировоззрении ФСБ в другой депеше. Он описывает руководителей современных спецслужб России как «прагматичных противников»:

«[Они] разделяют мировоззрение советской ксенофобии и недоверия к Западу, которое предусматривает, что США активно работают над дестабилизацией России. В то же время они ценят преимущества, которые обеспечивает сотрудничество с США не только в достижении определенных миссий, но и в усилении международной позиции страны».

Силовики, или ребята, которые имеют власть, рассматривают распад СССР как унизительную катастрофу — по словам Владимира Путина, «величайшую геополитическую катастрофу 20-го века». Их «историческая» миссия, как они ее видят, заключается в восстановлении былого величия России, а именно — в утверждении возрожденной международной мощи и экономической силы, источником которой является значительный рост мировых цен на нефть и газ в начале XXI столетия.

* * *

Я прибываю в Москву в январе 2007 года. На тот момент Россия — еще не полностью восстановленная сверхдержава, несмотря на все попытки президента Путина распространить свое влияние на международной арене и его несомненный дар сардонического остроумия, смешанный с ехидными замечаниями относительно западного лицемерия и двойной морали во время собрания Большой Восьмерки или других встреч на высшем уровне. Критики видят в лице России внутренний гнет и международную опасность.

Правда это или нет, но в одном своем качестве Россия действительно доминирует в мировом сообществе. Она стала передовым мировым шпионским государством. Ее озабоченность шпионажем может достигать невиданных высот. В декабре 2008 года законодатели Северной Осетии даже называют горную вершину в честь российских храбрых шпионов. С тех пор безымянную гору высотой 3 269 метров на Суганськом кряже, вблизи границы с Грузией, называют Вершиной Агентов Российской Контрразведки.

С политической точки зрения в конце 2007 года был важен только один вопрос: кого Владимир Путин выдвинет своим преемником? Или же он, согласно распространенному предположению, продолжит руководить крупнейшей страной мира каким-то не предусмотренным законом образом? После восьми лет управления, двух последовательных сроков президентства Путин, согласно российской конституции, обязан был уйти в отставку.

Конкурирующие кремлевские фракции и большинство российских избирателей были бы счастливы, если бы Путин продолжил руководить. Но это означало бы пожертвовать международным авторитетом, которым он дорожит, несмотря на его антизападные выпады, которые стали частыми в 2007 году; Путин любит перемывать косточки президенту Джорджу Бушу и другим мировым лидерам. Антиконституционный третий срок сделает его лишь чуть лучше Ислама Каримова или Нурсултана Назарбаева — соседних центрально-азиатских тиранов, которые сохраняют свое президентское кормило неограниченно «по воле народа». Он также вызовет аналогии с Александром Лукашенко, авторитарным президентом соседней Беларуси, которого государственный секретарь США Кондолиза Райс назвала «последним диктатором Европы». Осенью 2007 года трудно понять, что происходит внутри Кремля, — не только западным журналистам, но даже тем, кто там работает.

В то же время идет компания ФСБ, направленная против меня, — всегда мелочно, порой громко, порой тихо. Как будто кто-то в тайной комнате незначительно меняет масштаб моего преследования — то вверх, то вниз. Россия имеет долгую традицию шпионажа за своими гражданами — деятельности, названной во Франции в XVIII веке «перлюстрацией». Как отмечают американские дипломаты в обнародованных телеграммах, «досадная» привычка официального шпионажа уходит корнями в эпоху Екатерины II. Для специальных служб императрица выделила изолированные комнаты в почтовых отделениях, которые назывались «черными кабинетами». «Советские власти были менее изобретательными — чиновники автоматически изучали всю международную корреспонденцию, а в здании главного центра магистрального и железнодорожного сообщения располагалось специальное подразделение перлюстрации», — пишет американский дипломат Дэйв Костеланчик.

При Путине эта практика продолжается: в 2009 году министерство связи России издает постановление, которое предоставляет восьми правоохранительным учреждениям, включая ФСБ, доступ к почте и электронной корреспонденции граждан. На самом деле эта практика существовала и до этого.

Я замечал, как кто-то слушает большинство моих телефонных звонков. Обсуждение политики Кремля плохо заканчивается — гудками разъединенной линии. Порой и более невинные темы вызывают гнев моего невидимого слушателя или слушателей. Интервью в прямом эфире, где я говорил о Путине или сущности российского государства, обязательно прерывают. Во время одной трансляции на «Radio New Zealand» связь прерывается пять раз — рекорд. Я почти горжусь этим. Разговор прерывают, даже когда я говорю о том, что недавно обнаружили идеально сохранившегося детеныша мохнатого мамонта, выкопанного великим оленеводом на ледяном арктическом севере России. Каким образом разговор о мамонте, который умер 16 000 лет назад, мог представлять угрозу безопасности российского государства? Но кто я, чтобы судить, что может стать помехой на пути возвращения величия России?

Сначала мне становится интересно: может, мои молчаливые слушатели — не настоящие люди, а лишь автоматические устройства, запрограммированные включаться, лишь когда произносятся определенные ключевые слова? Но позже я все больше убеждаюсь в том, что слушатели существуют

* * *

В начале декабря 2007 года я устраиваю встречу с Ольгой Крыштановской, ведущим российским экспертом по кремлевским элитам и исследовательницей института социологии Российской академии наук. Что необычно для социолога, Крыштановская имеет хорошую репутацию в обоих лагерях: у нее хорошие связи внутри Фирмы, как называет себя ФСБ, а кроме того, она является уважаемым ученым. Я отправляюсь на метро к дому Криштановской, на северную окраину Москвы — в Медведково.

Ольга — невысокая, немного тучная женщина средних лет, одетая в бордовый пиджак и в очках с позолоченной оправой. Она имеет добрый, спокойный, открытый взгляд.

Сидя в ее гостиной в ее тапочках для гостей, я расспрашиваю Крыштановскую о методах работы ФСБ. То, что она говорит, проясняет все. ФСБ имеет станцию прослушивания где-то в Подмосковье — в пригороде Москвы, говорит она. Ее существование, как и все, что связано с агентством, является государственной тайной. ФСБ имеет собственный особый отдел шпионажа за иностранными дипломатами, добавляет Крыштановская. Она считает, что ФСБ, вероятно, также имеет отдел слежки за иностранными журналистами. Агентам говорят, кого они должны прослушивать: круглосуточный надзор стоит дорого, но иногда он необходим; другие объекты прослушиваются периодически.