Трагедия сорок первого. Документы и размышления - Владимир Шерстнев

Примаков на допросе 10–11 сентября 1936 года признал лишь, что со своими старыми друзьями вел разговоры, «носящие характер троцкистской клеветни на Ворошилова, но никаких террористических разговоров не было. Были разговоры о том, что ЦК сам увидит непригодность Ворошилова…».

В письме секретарю ЦК Сталину он писал: «Я не троцкист и не знал о существовании организации… Я виновен в том, что … вплоть до 1932 г. враждебно высказывался о тт. Буденном, Ворошилове… Мое враждебное отношение к ним сложилось на почве нездорового соревнования между Конармией и Червонным казачеством».

Наконец, 8 мая 1937 года он пишет уже Ежову: «В течение 9 месяцев я запирался перед следствием по делу о троцкистской контрреволюционной организации и в этом запирательстве дошел до такой наглости, что даже на Политбюро, перед товарищем Сталиным, продолжал запираться и всячески уменьшать свою вину.

Товарищ Сталин правильно сказал, что «Примаков — трус, запираться в таком деле — это трусость». Действительно, с моей стороны это была трусость и ложный стыд за обман. Настоящим заявляю, что, вернувшись из Японии в 1930 году, я … начал троцкистскую работу, о которой дам следствию полные показания».

В том же месяце, на допросе 21 мая 1937 г., отвечая на вопрос, кто возглавил заговор, Примаков сказал: «Якир и Тухачевский… Осенью 1934 года я лично наблюдал прямую прочную связь Тухачевского с участниками заговора Фельдманом, Ефимовым, Корком, Геккером, Гарькавым, Аппогой, Родзянко, Казанским, Ольшанским, Туровским. Эта группа и есть основной актив заговора».

Первыми Тухачевского к числу заговорщиков отнесли начальник Особого отдела НКВД Гай и замнаркома внутренних дел Прокофьев. На допросах в апреле 1937 г. каждый из них в отдельности дал показания о преступных связях Тухачевского, Корка, Эйдемана. Арестованный к тому времени зам. начальника отдела НКВД Волович тоже показал на допросе, что Тухачевский — участник заговора правых, подготавливавший войска к военному перевороту и захвату власти.

Руководству страны (Сталину, Молотову, Ворошилову) стало ясно, что в армии не все обстоит благополучно. Враги уже выявлены. «Это в своем большинстве высший начсостав, это лица, занимавшие высокие командные посты. Кроме этой сравнительно небольшой группы, вскрыты также отдельные, небольшие группы вредителей из среды старшего и низшего начсостава в разных званиях военного аппарата».

Молотов в заключительном слове на февральско-мар-товском пленуме ЦК 1937 г., оценивая политическую обстановку в армии, заявил следующее: «… но пока там небольшие симптомы обнаружены вредительской работы, шпионско-диверсионно-троцкистской работы. Но я думаю, что и здесь, если бы внимательнее подойти, должно быть больше… Если у нас во всех отраслях хозяйства есть вредители, можем ли мы себе представить, что только там нет вредителей. Это было бы нелепо… Военное ведомство — очень большое дело, проверяться.его работа будет не сейчас, а несколько позже, и проверяться будет очень крепко».

В сложившейся ситуации, когда разработка «дела военных» шла полным ходом, 8 мая 1937 г. поступило письмо от президента Чехословакии Бенеша, где сообщалось о планах «заговорщиков» совершить военный переворот для свержения советской власти и установления военной диктатуры «во взаимодействии с германским генеральным штабом и гестапо», что могло послужить Сталину лишь дополнительным аргументом в пользу дальнейшего развития «шпионской» темы в Красной Армии.

15 мая был арестован Б. Фельдман. Он показал, что является участником военно-троцкистского заговора и был завербован Тухачевским М.Н. в начале 1932 г.

21 мая 1937 г. на заседании Политбюро, где были и товарищи из Наркомата иностранных дел, выслушали Молотова, Ворошилова, Урицкого, Александровского, Слуцкого… Решили: «Тухачевского, Ефимова, Эйдемана, Аппогу — арестовать», а членам и кандидатам в члены ЦК был направлен для голосования документ следующего содержания: «На основании данных, изобличающих члена ЦК ВКП(б) Рудзутака и кандидата в члены ЦК ВКП(б) Тухачевского в участии в антисоветском троцкистско-пра-вом заговорщицком блоке и шпионской работе против СССР в пользу фашистской Германии, Политбюро ЦК ВКП(б) ставит на голосование предложение об исключении из партии Рудзутака и Тухачевского и передаче их дела в Наркомвнудел.

Секретарь ЦК ВКП(б) И. Сталин».

Все единогласно высказались «за».

«За» проголосовали и Ворошилов, и Егоров, и Хрущев, и Микоян, и Молотов, и Каганович, и Андреев, и Жданов. Всем было все ясно и понятно. Всем членам ЦК и кандидатам в члены Ц.К. Некоторые из голосовавших, Буденный например, на своем бланке написал: «Безусловно «за». Нужно этих мерзавцев казнить».

Тухачевского арестовали 22 мая в г. Куйбышеве, куда он только что прибыл из Москвы на должность командующего войсками Приволжского военного округа. Управление НКВД по Средне-Волжскому краю, на основании Ордера № 1449 от 22 мая 1937 г., поручило зам. начальника Оперативного отдела майору Государственной безопасности тов. Жданову Л.П. произвести обыск и арест гр. Тухачевского Михаила Николаевича, что и было сделано. При обыске были изъяты ордена, маузер, ружье, семь шашек, стереотруба, бинокль… Сразу же по прибытии в Москву, в ночь с 24 на 25 мая 1937 г., Тухачевскому были даны очные ставки с Примаковым, Путной и Фельдманом в присутствии Ворошилова и других высших руководителей РККА, где ему предъявили обвинение в участии в заговоре, ознакомили с решением ЦК ВКП(б) и показаниями арестованных командиров, которые обвиняли Тухачевского. Последовали вопросы.

Тухачевский держался непримиримо и назвал Ворошилова «дураком». Тот, в отместку, разбил ему голову рукояткой пистолета.

22 мая в Москве были арестованы комкоры Эйдеман, Аппога, а 27 мая — Ефимов.

Утром 26 мая Тухачевский на допросе у Ушакова, на его имя, пишет собственноручное заявление: «Мне были даны очные ставки с Примаковым, Путной и Фельдманом, которые обвиняют меня, как руководителя антисоветского военно-троцкистского заговора. Прошу предоставить мне еще пару показаний других участников этого заговора, которые также обвиняют меня. Обязуюсь дать чистосердечные показания без малейшего утаивания чего-либо из своей вилы в этом деле. А равно и вины других лиц заговора».

Ему были предъявлены показания заместителя начальника Разведуправления РККА Артузова (Фраучи), арестованного 13 мая 1937 г., Петерсона, Горбачева.

Ближайший соратник Дзержинского Артур Христианович Артузов на одном из допросов показал, что в 30-е годы в поступившей из Германии информации сообщалось, что в Красной Армии готовится заговор и что во главе этого заговора стоит Тухачевский. Были показания на участие в заговоре Тухачевского и у арестованного 3 мая 1937 года командующего войсками УрВО Горбачева Б.С. Арестованный маршал прочитал и покаянное письмо Петерсона на имя Ежова. Арестованный 27 апреля в Киеве Петерсон добровольно признался и в самом «заговоре», в своем активном участии в нем, заодно назвав всех «соучастников» — Енукидзе, Корка, Тухачевского и Путну. Петерсон писал, что в 1934 г. с целью отстранения от власти Сталина, Молотова, Кагановича, Ворошилова и Орджоникидзе они намеревались создать своеобразную военную хунту, выдвинув на роль диктатора замнаркома обороны М.Н. Тухачевского или В.К. Путну — тогда военного атташе в Великобритании. Арест высшего руководства страны предполагалось осуществить силами Кремлевского гарнизона по приказу Петерсона на квартирах «пятерки», или в кабинете Сталина во время какого-нибудь заседания, или — что считалось наилучшим вариантом — в кинозале на втором этаже Кавалерского корпуса Кремля.