Министерство мокрых дел - Владимир Гриньков

– Дорого – это не проблема, – беспечно ответил Костя. – Помогу.

Рядом с ним действительно бессмысленно упоминать о проблемах.

Жихарев подтолкнул свою тележку.

– Ты мне позвони, – предложил он. – На следующей неделе.

– Хорошо.

– Да! – вдруг вспомнил он и снова остановился. – Я в газете видел некролог…

Я украдкой вздохнул, зная наперед, что он мне скажет.

– Там у мужика имя, отчество и фамилия – прям как у тебя.

– Это как бы мой некролог, – спокойно ответил я.

– Твой? – изумился Костя.

Я стоял перед ним – живой, здоровый и даже разговаривал вполне связно. Еще бы Косте не изумляться.

– Кто-то пошутил, – сказал я.

– Странные шутки.

– Это точно.

– А кто?

– Не знаю.

– Ты бы узнал, – посоветовал мне Жихарев. – И настучал бы этому шутнику по голове.

Я махнул рукой – пустое, мол.

– Как знаешь, – не стал настаивать Костя.

По нему было видно – он бы такого не спустил. Уж гульба так гульба, а драка так драка. Все по-настоящему.

– Как знаешь, – повторил он. – Ладно, пока. Звони.

На том и расстались.

* * *

– Женька! Мы снимаем сюжет или не снимаем? – спросил у меня Демин.

Вид у Ильи был не очень-то веселый. Я его понимал. Он все организовал, все подготовил, можно было снимать, а я никак не давал согласия, тянул время.

– Какие проблемы, Женя? За чем задержка?

Я и сам не мог объяснить.

Светлана молчала, не вмешиваясь в наш разговор, и тоже, как и Илья, выглядела удрученной.

– Мы должны двигаться дальше, – напомнил мне Демин. – У нас на подходе сюжеты про партизан, про подземный ракетный комплекс…

– Я, кстати, разговаривал по поводу бункера.

– С кем?

– С Жихаревым.

– А с ним-то с какой стати? – изумился Илья.

– Кто-то из его знакомых приобрел армейский бункер под продуктовый склад.

– И там можно будет снимать?

– И там можно будет снимать, а декорации оплатит Жихарев. – Мой голос звучал ровно, но, вероятно, слишком ровно, поэтому Илья переместил свой взгляд на Светлану.

– Хорошо бы, – сказал он и смерил Светлану долгим взглядом.

Она почему-то опустила глаза. Сидела за столом и теребила уголок иллюстрированного журнала.

– А что касается этого нашего сюжета, – вернулся я к прежнему разговору, – снимать, конечно, будем.

«Но немного позже», – хотелось добавить мне. Чтобы этого не говорить, я решил отгородиться от своих собеседников. Показать, что занят. Выдернул из-под Светланиной руки журнал и плюхнулся на диван. Светлана всполошилась.

– Верну! – сообщил я. – Когда прочту.

Я наугад раскрыл журнал и увидел себя. Моя фотография была напечатана крупно, на всю страницу. Я улыбаюсь в объектив, хотя, судя по траурной рамке, радоваться мне особенно нечему. Я вроде бы как убит. Нарисованный красным фломастером кинжал вонзился мне прямо в висок. Красные, нарисованные фломастером же капли крови брызжут в разные стороны.

Я поднял голову и увидел лица их обоих – и Светланы, и Ильи. В их взглядах застыл ужас, смешанный с состраданием. Вот отчего они были так невеселы, вот почему переглядывались, как заговорщики.

– Что это? – Я встряхнул журнал.

– Пришел по почте, – извиняясь, сказала Светлана. – Сегодня утром. Мы не хотели тебе говорить.

Демин приблизился и сел напротив.

– Ты кому-то перебежал дорогу, Женька?

– Думаю, что нет.

– Тогда почему все это? Некролог в газете. Теперь вот этот фотоснимок в журнале…

– Не знаю, – честно признался я.

Я действительно не знал.

* * *

Главный редактор газеты смотрел на меня с доброжелательной настороженностью во взгляде. Оно, конечно, живая телезвезда приехала, но что ей, этой звезде, надо? Я не стал томить его ожиданием и выложил на стол газету, ту самую. Редактор впился взглядом в отмеченный красным фломастером некролог, пробежал глазами текст, сильно изменился в лице и тотчас же вызвал какую-то неведомую мне Елизавету Михайловну. Выглядел главный редактор очень даже неважно. Я впервые в жизни пожалел о том, что у меня нет с собой валидола.

Елизавета Михайловна появилась почти сразу, узнала меня, несказанно обрадовалась, и из состояния всеохватного счастья ее с трудом вывел главред.

– Вот! – сурово сказал он и ткнул в газету пальцем. – Читайте!

Елизавета Михайловна прочла. Перестала улыбаться. Прочла еще раз. Побледнела. В третий раз пробежала глазами куцый текст. Судорожно вздохнула и тяжело опустилась на очень кстати оказавшийся поблизости стул. Я понял, что ее хватит еще на парочку прочтений. Потом уже одним валидолом не обойдешься.

– Я жив-здоров, – сообщил я ей очевидное. – Просто какая-то накладочка, наверное, случилась.

Женщина опять судорожно вздохнула.

– Что это, Елизавета Михайловна? – спросил ее редактор.

– Мне принесли… Оплачено по квитанции… Откуда же я знала?

Я ее понимал. Она принимала объявления от частных лиц и свое дело знала. Текст объявления не должен иметь оскорбительного характера и может быть опубликован после внесения оплаты в редакционную кассу. Оба требования в данном случае были соблюдены. Откуда же ей было знать, что Колодин из некролога и я – одно и то же лицо. Ей такое и в голову прийти не могло. Я-то был жив– здоров, меня Елизавета Михайловна регулярно видела по телевизору. И только сейчас она поняла, что произошло нечто крайне неприятное.

– Может быть, это ваш однофамилец? – ступил на зыбкую тропу предположений главред.

– И имя-отчество совпадают? – осведомился я. – И потом эту газету с не имеющим ко мне отношения некрологом пересылают мне по почте?

– Елизавета Михайловна! Принесите все, что связано с этим некрологом!

Женщина тяжело поднялась и вышла. У нее был такой вид, будто она твердо решила направиться не в свой кабинет, а к врачу, за больничным, – чтобы в ближайшие несколько дней не появляться на работе.

– Позвольте, я угощу вас коньяком? – сказал главред. – Он очень неплох, поверьте.

Он явно старался сгладить шероховатости происшедшего. И коньяком угостил действительно превосходным.

– История неприятная. – Я решил помочь этому милому человеку выпутаться из скользкой ситуации. – Но вы и ваша газета, не сомневаюсь, тут ни при чем. Единственное, чего мне хочется, – узнать, в чем дело.