Дикая жизнь - Фиона Вуд

Иногда я буду писать тебе, Фред; иногда буду писать себе. Иногда буду писать просто что вижу, ибо когда я вижу серпик месяца в меркнущем небе… я вижу не только его, но и тебя.

Понадобилась целая куча уговоров – в основном для мамы, – чтобы я перенеслась с пола гостиной на тот самый рекламный щит. Биб знала маму слишком хорошо. Выклянчить у нее согласие удалось четырьмя доводами:

– Я с нее глаз не спущу.

– Никто ее не узнает.

– Посыл – не «секси», а «волшебная сказка».

– Она сможет отложить деньги на путешествия.

Первые три предназначались для мамы с папой, четвертый – вообще-то для меня. Для моих родителей деньги, к сожалению, не стимул. В отличие от меня. Мне их вечно не хватает. А гонорар ожидался гигантский – это же глобальная кампания. (Со своими нынешними подопечными мне пришлось бы нянчиться до глубокой старости, чтобы заработать столько же, потому что платят бебиситтерам[3] самое большее двенадцать долларов в час.)

Деньги на путешествия я начала откладывать давным-давно. Еще несколько лет назад я условилась с родителями, что на летних каникулах между школой и университетом поеду не в Байрон-Бей на неделю, а присматривать за квартирой Биб в Нью-Йорке (в Верхнем Вест-Сайде, всего в двух кварталах от супермаркета «Зейбарс», так что с голоду не помру), пока тетя гостит здесь, в Мельбурне. Но пока что я, работая приходящей няней, подрабатывая во время школьных каникул и откладывая все, что могу, сумела скопить около трехсот долларов, а их не хватит даже на дорогу в один конец.

Даже когда мама наконец согласилась, было ясно, что от затеи с рекламным щитом она не в восторге.

Когда я заявилась домой с крашеными волосами – кстати, выглядели они шикарно, – мама чуть не закатила истерику.

Биб перевела все в шутку, разговаривая с ней в стиле газетных заголовков:

– Новые исследования показали: краска для волос не приводит к химической нейтрализации политической грамотности. Феминистка выжила, несмотря на профессиональную коррекцию бровей. Макияж: он смывается!

– Все это в былые времена считалось тяжким преступлением, – в порядке разъяснения сообщила мне Биб. Как будто я не слышала все феминистские лозунги, какие только есть, как будто сама не выдавала их при необходимости и когда было не влом.

– И постскриптум, мама: в нашем классе я единственная никогда не красила волосы, – сказала я.

– Уже нет, – ответила она, вскинув брови.

В студии фотографа устроили большое предварительное совещание, на котором Биб «консультировалась» с арт-директором, тот «консультировался» с визажистом, а тот, в режиме ожидания, – с колористом. Послушать их, так мои волосы – проблема глобального значения. Но что бы они ни делали, сразу стало ясно, что такой прически я еще никогда в жизни не видела.

Речь шла о каком-то «послойном» окрашивании, «текстурном» окрашивании и «секционном» окрашивании. И самое удивительное: хоть выбрали штук десять разных цветов и красили пряди по отдельности, заворачивая в фольгу, волосы по-прежнему выглядели, как мои, только будто бы их отдельно подсветили целым набором гламурных прожекторов.

Но пока профессионалы занимались волосами, скучища была ужасная. На «пробные» прическу и макияж ушел целый день. Вообще-то я бы и в десять раз дольше вытерпела, лишь бы увидеть, как Шарлотта позеленеет от зависти, когда я вернусь домой.

– Ты сама на себя не похожа, – выдавила она из себя и утопала к себе дуться.

* * *

Делая вид, будто ничего особенного не произошло, я ушла наверх и заперлась в ванной. Прямо насмотреться на себя в зеркало не могла. Выглядела я потрясающе. Глаз не отвести. Впервые за свою коротенькую никчемную жизнь Шарлотта оказалась права: я действительно была не похожа сама на себя. Как будто мне на лицо налепили произведение искусства.

Моргая, я таращилась на собственное отражение в зеркале. И видела сначала себя, а уже через мгновение – красивую маску. Лет на пять старше меня. Будь я в страшном кино, получился бы идеальный момент для первого нервного срыва. Может, маска заговорила бы со мной. Как мое уже спятившее и повзрослевшее «я». Из будущего. Меня передернуло. Я сама себя накрутила. Собрав волосы в конский хвост, я открыла кран и пустила воду.

Съемки состоялись перед самым концом третьего семестра, а рекламу на щит повесили в последний день каникул, когда мы уже собирались уезжать из города на четвертый семестр в «Маунт Фэрвезер» – так называется лагерь для выездных программ частной средней школы Кроуторн.

«Сроки жесткие, как рыбья жопа», как выразилась Биб.

Ругается она, будто живет с диагнозом. Говорит, это оттого, что слишком много времени проводит в коллективе.

* * *

Как только рекламу повесили на щит, она разошлась по всему Фейсбуку. Холли запостила ее первой, еще даже клей высохнуть не успел. Один клик клавиши – и превращение старшеклассницы совершилось. Была пустым местом, а стала загадкой.

Как только новость облетела Фейсбук, Холли надавила на кое-какие кнопки, и я тут же получила приглашение на пати к Лоре Дженкинс. Об этой вечеринке Холли протрещала мне все уши еще пару недель назад. Она хорошо понимает: я предпочитаю знать, когда из меня делают социального изгоя. Я нажала «Принять» (а что такого? Все равно заняться больше нечем) и закрыла ноутбук, как раз когда ко мне заглянула мама, проверить, уложила ли я вещи, а я вроде как уже справилась.

– Сибби, что это? – Она уставилась на мой многофункциональный, кроваво-красный швейцарский армейский нож особо крупных размеров. – Ты берешь с собой оружие? – Мама нахмурилась, несомненно, напоминая себе: не забыть бы выяснить, нет ли в моем классе малолетних правонарушителей.

– Это по желанию. Но да, я теперь почти гангстер.

Она засмеялась.

– У меня такое чувство, будто я посылаю тебя назад в прошлое, в каменный век.

– А может, так оно и есть, – и я театрально расцеловала свой мобильник. – Прощай, мое сердце, моя жизнь!

– Девять недель без эсэмэсок! Да у тебя большие пальцы атрофируются.

– Зато будут рубить дрова.

– Кажется, принято говорить «колоть дрова».

– Ага, точно.

– Обещаешь писать письма как можно чаще?

– Это принудительно. Но я бы все равно писала. Все твердят, что лишь Письмо Домой не дает свихнуться в одиночном походе с ночевкой.

Мама с сомнением окинула взглядом мои сумки и кавардак вокруг них.

– Может, тебе помочь?

– Мне полагается целый семестр быть самостоятельной, или тебе вернут деньги, так что, думаю, справлюсь.