Констанца - Наталья Соколина

Годы шли, Констанца по-прежнему оставалась прилежной ученицей жены священника. Пожалуй, данна Эдита даже полюбила её, радуясь успехам и огорчаясь неудачам. На своё пятнадцатилетие девочка испекла необычный пирог, который назвала «торт», благо, продукты для него: масло, сметана, яйца были свои. Она постеснялась пригласить в гости священника с данной Эдитой, но, отрезав большой кусок от своей стряпни, завернула его в чистую тряпицу и унесла им. Её дорогая учительница посмеялась над ней и ткнула в сырую середину торта, пообещав, что один из уроков будет посвящён кулинарному искусству.

Теперь Констанца ходила, не горбясь и не размахивая руками. Её реверанс был изящен и нетороплив. Она научилась быть сдержанной, но её природная весёлость и непоседливость нет-нет, да и прорывалась сквозь привитые данной Эдитой благородные манеры. У неё оказался приятный, хотя и не слишком сильный голос, и она превосходно танцевала. А вот играть на клавесине так и не научилась: не хватало терпения и усидчивости.

Втайне данна Эдита надеялась, что со временем, сможет устроить свою воспитанницу в какой-нибудь приличный дом в качестве гувернантки к маленькому ребёнку. Она уже поговорила об этом со своим старшим сыном, который служил начальником канцелярии у градоправителя. Он обещал подумать и разузнать о возможностях.

В один из летних тёплых дней жена священника пришла к кузнецу. Она выставила из комнаты недоумевающую Констанцу и внимательно посмотрела на хозяина:

— Даниил, сегодня утром муж сказал мне, что на следующей неделе нашу деревню навестит наш господин, лорд Нежин дар Кремон. — Она замолчала, глядя на кузнеца. Тот побледнел:

— данна Эдита…, а что делать-то? Может, обойдётся?

— Не будь дураком, Даниил, — жёстко ответствовала гостья, — не обойдётся! У тебя имеется несколько дней, чтобы спрятать дочь. — С этими словами она встала, и ещё раз окинув его холодным взглядом, вышла.

А кузнец, обхватив голову руками, закачался на стуле. Вбежавшая Констанца в панике бросилась к отцу:

— папа, папа! Что с тобой!? Что тебе сказала данна Эдита?? — И, поскольку он не отвечал, обняла его за шею и принялась тормошить: — ну папа же!

Кузнец поднял голову: — доченька, тебе надо спрятаться куда-то! Ненадолго, два-три дня, но чтобы никто не знал, где ты есть.

— Зачем? Что случилось, папа?

— Констанца, ты ещё маленькая, не поймёшь, но мне надо тебя спрятать! Но куда?? — Он в отчаянии опять обхватил голову руками. Спустя некоторое время кузнец поднялся: — дочка, я сейчас уеду, но к вечеру вернусь, не беспокойся.

Растерянная, недоумевающая Констанца осталась одна. До конца дня она разбирала с данной Эдитой формы стихосложения древних поэтов Семи Холмов. Затем ей самой было предложено сочинить небольшое стихотворение. Так что, когда она пришла, отец уже возился в кузне. Увидев, что дочь вернулась, он направился следом за ней в дом:

— дочка, завтра утром мы поедем с тобой к Феонисте. Ты поживёшь у неё с недельку, а потом я за тобой приеду.

— К Феонисте? Зачем, папа? А как же моя учёба?

Кузнец отвернулся, пробурчал: — данна Эдита знает, что тебя несколько дней не будет, — и, повысив голос, добавил: — перестань задавать мне вопросы!! — Констанца поразилась, ведь отец никогда не кричал на неё.

Рано утром, когда в деревне ещё все спали, толстый мерин, запряжённый в бричку, вёз Даниила и его дочь по дороге, уходящей на север. Немного времени спустя бричка свернула в лес. Теперь отец с дочерью отправились по широкой тропе, которая, вначале, вилась параллельно дороге, а потом отклонялась влево. Через десяток роенов она выбегала из леса на луг. За ним, в отдалении, возвышалась серая громада замка хозяина всей округи, лорда Нежина дар Кремона. Тропа значительно сокращала путь к замку в отличие от дороги, которая огибала и лес, и луг.

Но Даниил и Костанца, проехав по тропе с полроена, свернули в лес. Кузнец привязал лошадь к дереву. Дальше предстояло идти пешком. Девушка с удовольствием прикасалась ладонью к гладким мощным стволам сосен, гладила по вершинкам, как детей, молодую поросль. Она любила этот чистый, пронизанный солнцем, сосновый бор с толстым, пружинящим под ногами, слоем старой хвои, с густым смолистым запахом и звенящей тишиной. Лишь порой, когда налетал ветерок, высоко в голубом небе возникал неясный размеренный шум, как будто лесные великаны лениво шептались между собой.

Они шли около часа. Чистый хвойный лес уступил место смешанному, с густым подлеском. Наконец, деревья расступились, открыв поляну, на краю которой притулился небольшой домишко о двух окнах с покосившимся крыльцом. Его ограждал невысокий плетень. Где-то недалеко журчал ручей. Около крыльца бродило с десяток кур во главе с красавцем-петухом.

Кузнец нерешительно открыл калитку. Скрипнула дверь, и на крыльцо вышла хозяйка, Феониста. Она была старой. Годы сгорбили её спину и избороздили морщинами лицо, но выцветшие, когда-то голубые, глаза смотрели остро и насмешливо. Констанца хорошо знала Феонисту и немного побаивалась. Та слыла травницей и ведьмой. Девочка вполне верила этим слухам. Ведь не зря же старуха жила в глубине леса. Она лечила скот и людей, её звали, когда у женщин бывали трудные роды и местная знахарка не справлялась. А ещё, как шёпотом передавали деревенские, она умела разговаривать с животными и её слушался лес. На Феонисте была надета длинная тёмная юбка и неопределённого цвета кофта с длинным рукавом. И на юбке, и на кофте красовались заплаты, но одежда чистая, как и тёмный платок, скрывающий совершенно седые волосы.

Кузнец поклонился, приобнял дочку за плечи: — здоровья тебе желаю, Феониста! А это моя дочь, Констанца… — Девочка с опаской посмотрела на старуху, робко поклонилась, не зная, что сказать.

— Ну-ну, Констанца, значит. Дочка твоей бродячей вертихвостки!

Они продолжали молча стоять в раскрытой калитке. Старуха усмехнулась: — заходите, чего встали.

Гости прошли в дом. Костанца украдкой посмотрела по сторонам. В переднем углу маленький алтарь Всеблагого. На нём теплится свечка, лежит пучок каких-то трав. Под окнами широкая лавка, перед ней большой стол, покрытый старой реденькой скатертью в красную и белую клетку. Большая выбеленная печь перегораживает комнату на две половины. Что за ней — не видно. У другой стены стоит большой сундук, на него брошен пухлый матрас. По стенам висят пучки сухих трав. Несколько полок между окнами заняты плотно закрытыми банками, мешочками, от которых пахнет травами.

Потоптавшись у двери, кузнец сказал: — ну, дак я пойду, Феониста? Как этот вражина уедет, так я сразу и приеду за Констанцей…

Старуха кивнула: — поезжай, Даниил. Небось, некогда прохлаждаться-то.

После ухода кузнеца воцарилось молчание. Потом старуха внимательно посмотрела на девочку и улыбнулась: — не бойся, милая, я хоть и ведьма, но людей не ем. Хотя, — она задумалась, перестала улыбаться, — вот такого негодяя, как ваш лорд, не грех было бы и скормить кому-нибудь, тем же волкам, к примеру…