Десять мужчин - Александра Грэй

До нашего знакомства Девственник даже подумывал вернуться в греховный оазис; он уже был готов отринуть мечту о вечном блаженстве с Единственной ради единственной ночи блаженства с пылкой барышней из Лас-Вегаса. Когда Девственник завершил наконец свою пикантную историю, стекла моей машины изрядно запотели. Вегасских девочек я не испугалась, точно зная, что Девственнику хочется пригласить меня в дом, — он просто не мог найти нужных слов.

— А вы, э-э-э… Сделайте одолжение, э-э-э… Не могли бы вы… — промычал он и сдался: откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза, вздохнул. Миг спустя неуверенно глянул на меня и робко улыбнулся: — Не возражаете против чашки чая?

Не сказать чтобы очень романтично, зато подкупающе и эффективно. Через пару секунд я уже поднималась по ступенькам, совершенно не сомневаясь, что Вегас отошел на задний план.

Открыв дверь, Девственник был обескуражен и смущен: мы словно попали в прачечную. Неглаженые рубашки свисали с дверей и спинок всех стульев.

— Э-э-э. Прошу прощения. Видимо, Мария сегодня не приходила.

Марией звали домработницу, его «испанского ангела». Ей Девственник поверял свои секреты, насколько позволяло воспитание, она убирала в доме и гладила его белье раз в неделю, но по невыясненной причине в тот знаменательный день не появилась.

Девственник нажал кнопку кассетника, и Нина Симоне завела свою мрачноватую песню «Странный фрукт».

* * *

Пока Девственник, мурлыча под нос мелодию, собирал рубашки и ставил на огонь чайник, я опустилась на краешек дивана и оглядела гостиную. Голый паркет, унылые гравюры, изображающие убитых животных и воюющих солдат, антикварный письменный стол.

— «Эрл Грей»? — крикнул из кухни Девственник, с головой нырнув в обшарпанный сосновый буфет, набитый кульками с крупами. — Или «Дарджилинг»?

— А травяного нет?

— Ох, нет. Вам с молоком? — Освещенный лампочкой холодильника, Девственник принюхивался к открытому молочному пакету. — Гм. Боюсь, и молока нет. — И вылил скисшее содержимое в раковину.

К чести Девственника, он сам ощутил, что и эта сцена далека от романтики.

— Не желаете ли совершить экскурсию по дому? — спросил он, словно речь шла о старинном замке, а не стандартном здании в Фулхеме.

Не дождавшись, пока закипит чайник, мы поднялись на второй этаж. Перила лестницы тоже были увешаны рубашками; по пути стащив их, Девственник зарылся носом в хлопчатобумажную ткань.

— Такого хлопка больше не ткут. Это еще дедушкины.

Спальня оказалась белоснежной, с низким ложем, комодом и жестким деревянным креслом. Если бы не апельсинового цвета покрывало — единственное яркое пятно в комнате, — я бы определила стиль декора как монашеский.

— Из Таиланда, — сообщил Девственник, складывая покрывало. — Это мое самое любимое место на Земле, за исключением Англии в июне.

Как были, в одежде, мы оба пристроились на краешке кровати. И поцеловались. Точнее сказать, прижались губами друг к другу. Я попыталась закрыть глаза, но ощущение было странным, и, вновь открыв их, я встретилась взглядом с карикатурно выпученными глазами Девственника. Мы отлепили губы, чтобы сделать вдох.

— Не знаю, чувствуешь ли ты, но я немного волнуюсь. Двенадцать лет здесь живу, а ты первая девушка в моей спальне.

Ему определенно требовалась поддержка.

— Ты мне нравишься, — сказала я, понимая, что фраза не вписывается в ситуацию. Что-то явно шло не так, если у меня не нашлось иных слов для такого момента.

Я сочувствовала этому человеку с незаурядным интеллектом и телом не хуже, застрявшему в колее, которую следовало преодолеть в семнадцать, а не тащиться по ней невообразимо долго. Роковая смесь тщеславия, надежды и жалости родила во мне упорство. Я сочла своим долгом ему помочь — не сомневаясь, что при верном руководстве из Девственника можно вылепить чуткого любовника. Главное — внушить ему уверенность в себе, вот только каким образом, я точно не знала, а уж мой подопечный тем более. От перспективы впервые в жизни оказаться в койке его разбил паралич: на лице застыла ухмылка, руку будто намертво приклеило к моей груди.

Я оторвала его увесистую ладонь и вздохнула. Девственник воспринял это как сигнал к действию: поднялся, снял пиджак и туфли (носки, понятно, уже отсутствовали). Начало никуда не годилось. Все это было не по мне, о чем я и собиралась уже сообщить Девственнику, когда он избавился и от рубашки. Приверженность к спортзалу, бегущей дорожке и гантелям даром не пропала, изваяв из Девственника истинное совершенство. Он блистал красотой, силой и свежестью.

* * *

После второго поцелуя — сравнительно более удачного — Девственник вновь поднялся, на этот раз чтобы снять брюки. Наблюдая, как на свет божий появляются синие «боксеры» в горошек, я наслаждалась каждым движением идеальных мышц. Лондон открывал передо мной свою самую заветную тайну — тело Девственника.

Он возился с моим лифчиком добрую минуту, но в конце концов осилил застежку, и моя грудь легла ему в ладонь. Вид у него был — и долго таким оставался — совершенно потрясенный. Я коснулась его, и он откинулся на спину; ухмылка, до сих пор сковывавшая его черты, сменилась изумлением в распахнутых глазах. Его боевая готовность не могла не восторгать. Быть может, подумала я… быть может, невинность себя все же оправдывает — независимо от пола и возраста человека?..

И тут он взорвался. Вмиг, без мало-мальского предупреждения. Сперма брызнула во все стороны; его шея, мое лицо, даже стена в пяти футах были в пятнах. Вот и все. Первый раз с женщиной ознаменовался для Девственника преждевременным финишем.

Полным разочарованием для меня та ночь, впрочем, не стала. Существует множество разновидностей семени — от «суперспермы» с максимальным созидательным потенциалом до жидкости куда менее приятной, цветом и консистенцией смахивающей на воду после мытья посуды. Сперма Девственника до некоторой степени возместила мне начальное разочарование: густая, как жирные сливки, она даже пахла свежайшим продуктом. При всем желании женщина вряд ли нашла бы лучший экземпляр, чтобы забеременеть, и если в мое сознание эта мысль не сразу нашла дорогу, то мое женское естество прониклось ею моментально.

* * *

Все лето мы с Девственником часто встречались. Ничто не могло сравниться с завтраком в его саду, с просмотром утренних газет и обсуждением новостей. Девственник был эрудирован, остроумен, и поначалу меня забавляла его чисто английская мания величия, свойственная человеку, которого отправили в частную школу прежде, чем он научился завязывать шнурки. Однако со временем Девственник, не подвергавший сомнению ни собственные взгляды, ни интеллект, стал сомневаться в моих.

— Разумеется, я не считаю тебя глупой, — говорил он. — Жаль только, что у тебя не было такого учителя, как мой преподаватель в Итоне. Ах, если бы ты закончила привилегированную школу. Какое несчастье, что ты не училась в университете.