Джейтест - Борис Иванов

— Да нет, просто с тобой всегда так получается… — Марика дернула плечом. — Вот так, как тогда — взял и надумал в храме Кошек заночевать. Все мы, словно малые дети, побоялись, на свежем воздухе палатки разбили и, словно бойскауты, у костра уселись страшные истории друг другу травить. — Она усмехнулась, вспомнив то время. — Кончилось все это тем, что очертенный ливень хлынул и чуть нас всех не смыл в реку со всеми нашими палатками и рюкзаками. Промокли все как цуцики, а ты — на высоте оказался: и сухим остался, и надписи свои открыл — при свете костра.

— Их на самом деле в свете трех лун высматривать надо было, — мрачно поморщился Кайл. — Это уж я просто с отчаяния начал костерок жечь, когда понял, что дождь всерьез зарядил. А надписи не я первым углядел, а та китайская девочка. — Он оторвал руку от руля и неопределенным жестом попытался изобразить, кого имел в виду. — Ну, та, которую я еще за мальчика сначала принял.

— Цинь? — удивленно спросила Марика.

— Да, Циньмэй. — Кайл улыбнулся какому-то воспоминанию. — Она, собственно, даже раньше меня в храм забралась. Тоже от дождя, что ли. И сидела там, тихо-тихо так, словно мышонок.

— Цинь — не мышонок, — задумчиво заметила девушка. — Цинь — это кошка, которая гуляет сама по себе. Причем очень дикая кошка. Так что храм этот ей — самое подходящее убежище.

Васецки хмыкнул:

— Кстати… где же эта кошка гуляет сейчас? Она все кружилась около тебя. И раскопками интересовалась как-то всерьез очень. А вот в этот сезон не видно ее что-то.

— Мать забрала ее к себе в столицу. У них там беда вышла с братом ее. В общем, теперь маленькая Цинь — очень важная персона. Ты, наверное, этого и не знаешь, она ведь теперь — единственная наследница всей этой фармакологической империи — «Линчжи». Ну, знаешь, адаптационные сыворотки: биохимические препараты. Почти половина производства лекарственных средств на планете.

— Помню, — не без удивления констатировал Кайл. — Был большой скандал с торговлей трансплантатами. Какие-то связи с мафией. С Якудзой. Не знал, что… Маленькая Циньмэй — и такая компания.

— Ну, ее близкие и не стремились афишировать все это. Да она и сама умеет держать язык за зубами. Девочку и определили сюда, к отдаленной родне — от столичных дел подальше. С перспективой определить в университет. Как-никак Вестуич котируется повыше, чем оба столичных политеха. Она со мной так и познакомилась — я ее репетировала по ранней истории Джея. Сущее мучение, доложу тебе: девчонку с детства начиняли этими историями про воинов Древних Империй и про их души, которые вселились в первопоселенцев. Как ты знаешь, среди тех, кто первыми начинали обживать Джей, чуть ли не половина были китайцами, в том числе и предки Цинь. Она, естественно, этим гордится, но, боюсь, у нее легкий сдвиг на почве семейных преданий.

— Ага, — согласился Кайл. — Она, между прочим, просто кладезь этой народной премудрости. Назубок выучила все глупости, которые насочиняли со времен Первых Высадок. Мне тогда, в храме, пришлось выслушать их все. Я было попытался ей объяснить, что все это — просто древнекитайский фольклор, еще с Земли привезенный, да куда там… — Он безнадежно махнул рукой. — Сначала молчала-молчала, а потом, когда попросил ее мне подсвечивать факелом — я копировал надписи, — как пошла излагать… И интересная сама по себе мифология, только бредовая сильно. Но тут я большой мастер поспорить: мне с детских лет тоже немало такого пришлось выслушать.

— Угу, — хмыкнула Марика. — Хорошо помню, как Квинт с Павлом сражались друг с другом за твою молодую душу…

Она осеклась и на минуту задумалась.

— А часом, не Квинт тебя на эти архивы вывел? Понимаешь, как-то все у тебя всегда связано. И к храму тому ты нас повел, потому что вспомнил какую-то историю, которую тебе рассказывал старый чудак. Знаешь, хоть ты и не пошел тогда в люди Джея, что-то такое в тебе осталось все же.

Кайл зябко поежился:

— Ну и интуиция у тебя, сказал бы я. А ведь точно: я был почти уверен, что эти файлы с данными аэросъемок мне подвернулись случайно. Те, на которых просматривались контуры этих подземных монастырей. А ты меня заставила задуматься. Ведь Квинт еще до меня бывал в архивах Ратуши. И он был так огорчен, когда узнал, что как раз в этих местах будут строить Терминал. Даже не огорчен, словно испуган как-то… Обеспокоен…

— И поэтому ты додумался тащить меня сюда? — вздохнула Марика. — Ну, а почему сам-то он здесь не появлялся? Или?..

— У них свои отношения с Джеем — у его людей. В общем, мне как-то надо поговорить со Стариком.

Кайл потер лоб, потом решительным движением отключил автопилот: они уже мчались мимо домов предместья.

* * *

Маленькие и яркие, злые луны Джея наперегонки плыли в безоблачном ночном небе кампуса. И от домов, деревьев, кустов зыбкими, плывущими веерами падали двоящиеся, троящиеся, множащиеся разных цветов тени. Рябая громада Джея II — безжизненного спутника планеты, более известного в миру под прозвищем Старой Сковородки, — еще только дожидалась за горизонтом своего часа, чтобы взгромоздиться на небосклон.

А если отвести взгляд от небес, то можно было вообразить, что академический покой замершего в ночной тишине Вестуича — покой, воплощенный в замшелом камне и кирпичной кладке стен, — длится вот уже который век. Но они выросли на глазах мальчишки Кайла Васецки — эти старинные на вид коттеджи университетского городка и его дом (одним из первых), как вырос из сухой земли этой степи весь Вестуич — взамен того, старого города, что остался в предгорьях Шепчущих хребтов обугленным призраком, заставляющим истерически верещать счетчики Гейгера.

Кайл и вырос вместе с этим городом, прилепившимся на стыке мрачного массива Озерных лесов и Великой степи, на полдороге от гор к океанскому побережью. Вырос под треск радиоактивной смерти и под бравые сводки радиационной обстановки. Под бравурные марши и сообщения об уничтожении последних големов, бродивших по планете после Катаклизма. И каждый раз все верили и твердили друг другу, что это был и в самом деле последний боевой мегаробот Древних Империй.

Странно, что все это словно осталось в каком-то другом Мире — там, вместе с веснушчатым мальчишкой, который не боялся в одиночку добираться по лесу до дальних скитов и подолгу бродить в распадках со стариком Квинтом. Потом, много позже, когда Павел научил его этой русской привычке меняться разными мелочами — «махаться не глядя», он подумал, что, сам того не зная, вот так — не глядя — «махнулся» судьбой с кем-то другим — благополучным и обыкновенным. С кем-то таким, с которым с детства ничего не могло случиться. Кайлу не нравился этот его выигрыш.

Впервые после жаркого степного лета с предгорий Шепчущих хребтов потянуло осенней ночной свежестью, чуть тронутой ароматом тления. Кайл завороженно смотрел на эту привычную и ставшую вдруг совсем незнакомой картину, зябко ежась перед распахнутым окном своего кабинета — бывшей детской, а потом бывшей спальни бывшего школяра. Затем вернулся к столу.

«Скоро начнутся туманы…» — потирая виски, подумал он и отодвинул в сторону массивный, словно потяжелевший, ларец. К находке был уже прикреплен образцово заполненный ярлычок, и уголки ярлычка потерлись, чуть завернулись. Ларец был аккуратно протерт слабым мыльным раствором и петролейным эфиром, отчего окончательно приобрел вид музейного экспоната.