Смерть на голубятне или Дым без огня - Анна Смерчек

Порфирьевич, по всему видно, уже давно в таком плачевном состоянии пребывает. Сам погляди, как он весь насквозь промок. А в дом я заходил, это верно. Я вот и тебе сразу, не скрываясь, об этом доложил. Там дверь не заперта. Можете сами пойти посмотреть. У нас с господином Карпухиным о встрече было загодя договорено. Петр Порфирьевич меня ждать должен был, так что я с полным правом думал его здесь застать. Да только не в таком виде.

Пока Иван Никитич оправдывался, пристав, подошел к нему вплотную и, уставив светлые прозрачные глаза ему в лицо, спросил:

– Так это, стало быть, вы, господин Купря, тело обнаружили?

– К великому моему прискорбию.

– К прискорбию, говорите? – Василий Никандрович задумался, отвел было глаза, но потом бросил на Ивана Никитича быстрый пытливый взгляд, подкрутил усы, направив их кончики в синее августовское небо, и уточнил:

– И в дом, говорите, заходили?

«Эк он смешно со мной играет в гляделки», – удивился Иван Никитич, а вслух сказал:

– Так точно, заходил. Искал хозяина.

– Зачем же он вам понадобился? По делу али так просто?

– По делу. Я же так и говорю. Я хотел пару голубей у него выторговать. Но сначала посмотреть, как нужно голубятню обустраивать. Мне, знаете ли, раньше голубей не доводилось держать, а теперь вот… – Иван Никитич хотел было рассказать еще и о вчерашней встрече с Карпухиным, но пристав только махнул рукой и отвернулся. Склонившись к земле и осторожно ступая, Василий Никандрович обошел тело, затем опустился на землю и осмотрел Карпухина, даже обыскал его карманы. После подробного осмотра, пристав подозвал городового, и они перевернули тело на спину. Иван Никитич увидел открытые остекленевшие глаза и поскорее отвернулся, крестясь.

– Да, это точно он. Карпухин!

– А вы что же, лица не видели? Сомневались? – удивился пристав.

– Не видел. Испугался, знаете ли, – тихо признался Иван Никитич, глядя в сторону. – Мне не так чтобы часто приходится мертвецов находить.

– Экая чувствительность, – проворчал Василий Никандрович, а городовой даже позволил себе хмыкнуть.

Когда Купря снова посмотрел на пристава, тот, подняв голову, изучал строение голубятни, как ее было видно с земли. Потом он снова переключил свое внимание на Ивана Никитича:

– Так что же, говорите, испугались? Но в дом все же заходили?

– Так ведь я еще до того, как нашел Петра Порфирьевича в дом пошел. Я к назначенному часу пришел, думал он меня в комнатах будет ждать. Там у него не заперто. Извольте сами убедиться! Я позволил себе войти. Что же такого, раз хозяин меня вчера пригласил, а сегодня не отзывался?

Пристав привел в надлежащий порядок свою униформу несколькими отточенными движениями и, ни слова не прибавив, направился к дому покойного. Городовой тем временем оттеснил любопытствующих в сторону калитки, не давая подойти ближе. Ивлин, не пожелавший снова промочить ботинок и оставшийся на дорожке, также был сдвинут в сторону забора, несмотря на его громкие протесты. Иван Никитич назло журналисту снова достал свой блокнот и последовал за приставом к дому. Василий Никандрович решительно отворил дверь и ступил через порог.

– Я как вошел, сразу услышал шум из комнат, – говорил, следуя за ним по пятам, Иван Никитич. – Подумал было, что это хозяин возится, и прошел. Но оказалось, что это я птиц услышал. Тут вот клетка стоит, видите, на столе.

Иван Никитич остановился на пороге, не решаясь повторно ступить в комнату, где, как теперь ему казалось, наблюдалось не просто отсутствие порядка, а царило трагическое запустение. «Несчастный, одинокий человек, нашедший единственное утешение в заботах о птицах небесных…» – подумал о покойном Иван Никитич, упрекая себя за давешнее раздражение в адрес неряшливого хозяина дома, и, не сдержавшись, глубоко протяжно вздохнул. Пристав бросил на него непонимающий взгляд:

– Теперь-то чего вы пыхтите?

– Печально видеть запущенность этого жилища. Небрежен был покойный со своими вещами. Я сразу это заметил, – пришлось признать Ивану Никитичу. – Видать, совсем один жил, и помощницы никакой не имел по хозяйству.

– Иной раз для следствия это бывает очень даже полезно, когда подозреваемый или пострадавший неаккуратен со своими пожитками и записями, – поделился Василий Никандрович, осматривая мебель и лежащие на столе и подоконниках вещи. – Для поиска улик это очень даже удачное обстоятельство. А про помощников надобно будет еще у соседей поспрашивать.

– Позвольте я запишу то, что вы говорите о пользе неряшливости, и потом жене своей, Лидии Прокофьевне, вас процитирую, – усмехнулся Иван Никитич.

Пристав сурово глянул на него и вдруг сказал:

– Вы, господин Купря, должны проследовать со мной в участок. Для дачи показаний.

– Прямо сейчас проследовать в участок? – растерялся Иван Никитич. – А нельзя ли будет потом как-нибудь зайти? В другой день. Ну, или хоть после обеда?

Василий Никандрович хмыкнул:

– Если дело чисто, то быстро управимся. К обеду как раз и поспеете домой.

Как только речь зашла о посещении полицейского участка, Иван Никитич вдруг тут же вспомнил, что сунул в карман сборник своих рассказов, без уважения хранимый хозяином дома, и похищенная книжица ожгла ему бок.

«Да ведь я, выходит, обокрал покойника!» – спохватился Купря и сунул руку в карман, чтобы вынуть книгу и оставить ее в комнате. Но пристав решительно пошагал к дверям и, поскольку Иван Никитич мешкал и представлял собой помеху на пути движения, взял его за плечи, развернул и, слегка подталкивая в спину, вывел таким манером на крыльцо. Вынимать книгу на глазах полицейского было решительно невозможно. Ивану Никитичу ничего другого не оставалось как проследовать на улицу, точно под конвоем. Завидев пристава, который подталкивал в спину местного писателя, собравшиеся зеваки смолкли и все как один повернулись к ним. Тут же подскочил Ивлин со своим блокнотом наперевес. Видимо, прорвался-таки мимо городового:

– Сопроводите комментарием, господин пристав: вы арестовываете господина Купрю? Он под подозрением? Вы нашли в доме улики, указывающие на его вину?

Иван Никитич задохнулся от возмущения, услышав нелепые домыслы журналиста, и даже не нашелся сразу, что ответить. Пристав же не пожелал отвечать Ивлину, а Ивану Никитичу указал, чтобы тот прошел на улицу, где уже дожидался нанятый извозчик.

– Господин Купря! – выкрикнул Ивлин. – За что вы убили обывателя Карпухина?

– Я?! Никого я не убивал! – Иван Никитич не сдержался и, не подобрав хлесткой фразы для ответа, проходя мимо, так потеснил Ивлина на дорожке, что тот, отступив, попал ногой в лужу. – Клеветник!

«Уж теперь-то этот ябедник точно меня ославит», – понял Иван Никитич, увлекаемый городовым в сторону калитки.

Глава 2,

в которой герой