Долг платежом красен - Арина Алисон

Не понял! Чего это дедуля так глазки выпучил? Не переборщил ли я с вежливостью? Может, девочка немая была? Ну дедуля! Я же маленькая девочка, забыл, что ли? Как же вывести из ступора этого козла?.. О! Мысль!!! Глазки приопускаем, и улыбочку. Блин! Зеркало бы сюда, а то вдруг ошибся с красивостью, да и улыбка при моей нетренированности косая получается!.. Ох, что с глазами у деда, вроде бы, куда уж круглее? Может, и впрямь с моей внешностью что-то не то, его ж сейчас кондрашка хватит. Что-то шепчет…

— Лионелла?!

Кажется, это он имя назвал. Поскольку у меня другое тело (ну, при белой горячке), то и имя этого вместилища — мое. Надо отвечать.

— Я слушаю вас, магистр.

Вот те раз… по-моему, он потерял сознание. Пора начинать активные действия, пока дедуля не помер. Решительно, но с трудом отбрасываю одеяло. От вида новой оболочки, проглядывающей сквозь полупрозрачную ткань, мне поплохело. Это же суповой набор! Кожа да кости. Хэ-эх… хэ-эх… голубая кость называется. К слову — «кому-либо врезать» чересчур круто сказано, тут бы самому дуба не дать при таких-то мощах. Да-а-а… Выбора все равно нет, будем пользоваться тем, что досталось. Ползу к краю кровати.

Что бы такое надеть? Не ходить же в этой полупрозрачной рубашке. Должно у них быть что-то типа домашних халатов? В эту кучку тряпья, предполагаемо, платья, я вряд ли с непривычки влезу. Без одеяла холодновато что-то. Может с мага стрясти балахон, там все понятно… Хотя он может неправильно меня понять. О! Возможно, это — шкаф с одеждой. Да-а-а… А чего-нибудь попроще?.. Бли-ин! Да я закоченею, пока разберусь с этим барахлом. О-о-о, вроде это терпимо. Ниче так платьице, правда, почти старенькое, видно от старших перешло, угу… угу… похоже, нового здесь и нет ничего. Теперь бы что-нибудь на то, что ниже пояса: штанишки там, панталончики, сапожки… Тело беречь надо. Вряд ли обратная замена возможна. Судя по ощущениям и размытым картинкам, в том мире я погиб и… вроде бы разбился в самолете… а может, и нет, но последнее, что помню, это салон самолета. Стоп! Вспоминать буду потом, сейчас решаем насущные проблемы.

Та-а-ак… штанишек на эту худобу не наблюдается… О-о-о, а это что?! Панталоны? Надеваем, выбирать не из чего. О нормальной одежде будем заботиться потом. Обувь. Обалденные шузы… и все это, конечно, не фонтан, но сейчас главное — с дедулей разобраться. А что это у нас на столике рядом с креслом? Ого! Винцо! Хорошо пахнет. Э-э… стоп! Детский организм не травим. Судя по худобе, доза может оказаться смертельной.

— Магистр Жаколио, выпейте, пожалуйста.

Блин, я чуть слюной не захлебнулся. А он открыл глаза, уставился и опять молчит, как до обморока. Положеньице… Попробуем еще раз.

— Магистр, не будете ли вы так любезны все же объяснить причину и способ моего появления здесь!

Глазки приопускаем, улыбаемся. Стоп! Стоп! После предыдущей улыбки его и перекосило. Сначала надо убедиться, что моя улыбка не смертельна, а потом уж разбрасываться… Попытаемся по-другому, серьезненько так и внимательно смотрим в глазки… Да-а-а… Неадекватная реакция… в смысле все те же и в том же месте… По-хорошему, ему б по мордам и матом, да уж очень разные у нас весовые категории, и явно не в мою пользу… Спокойствие и только спокойствие. Следующая попытка.

— Магистр, вы просили вспомнить, сколько мне лет и чем я там занимался. Как мне кажется, в том мире я был мужчиной годов эдак сорока. Точнее сказать не могу, все пока что несколько размыто и как бы в тумане. Последнее, что помню, это как я садился в самолет — ну это такая тачка, летающая и перевозящая пассажиров, в смысле людей… Устал за день, и только устроился в кресле, как сразу и заснул… Думаю, погиб я там, иначе невозможно объяснить мое появление здесь. А перед посадкой в самолет, помню, прогуливался с двумя детьми, лет восемнадцати… Нет, дети вроде бы не погибли. Да!!! Они улетели немного раньше… Странно, почему со мной были дети?! Ведь у меня вроде и семьи не было… О-о-о, вспомнил! Это племянники! Я при них был… э-э-э… можно сказать телохранителем и воспитателем, в смысле учил их многим вещам… Да… точно, именно учил. Меня муж моей сестры уговорил на это дело. Он пошел о-о-очень большие деньги делать, а чтоб не подвергать жену и детей опасности, от них ушел. Меня же попросил охранять его семью… Платил он мне о-очень хорошо… да, хорошо… Четыре года…

Я совершенно погрузился в воспоминания, которые медленно разворачивались перед моим мысленным взором…

Из задумчивости вывело громкое покашливание мага. Судя по всему, тихонько он уже накашлялся. О! Я уже сижу в соседнем с магистром кресле, и в руках стакан. А что в стакане? Ну-у-у… Я так не игра-аю… Хотя о чем это я, мне ведь себя беречь надо. С таким телом и здоровьем, как у меня сейчас, можно помереть и без помощи со стороны. Старик вроде бы как немного расслабился, думаю, можно уже и спрашивать.

— Надеюсь, что ответил достаточно подробно на ваши вопросы? Теперь бы хотел получить ответ на свои. Как я оказался в этом теле и почему?

Магистр повозился в кресле, поудобнее усаживаясь, отхлебнул немного из бокала и, тяжело вздохнув, спросил:

— Полагаю, вы не в обиде… за появление в… этом… месте?

Я удивился. Он же слышал — там я погиб. Продолжить жизнь — что же здесь может быть обидного? Тело, конечно, мягко говоря, не в моем вкусе, но тут не до выбора, и так один шанс из миллиона… Но свое мнение лучше держать при себе и дедуле на подобные мысли лучше даже не намекать, чтобы он не начал изображать из себя благодетеля.

— В первую очередь мне хотелось бы понять, зачем и почему я здесь, а лишь затем разбираться с «обидно — не обидно».

Не все, что делается, — к лучшему.

Не все, что к лучшему, — к лучшему для всех.

Старик долго молчал, словно не решаясь выдать важную тайну, но затем еще раз вздохнул и начал свое повествование. Как оказалось, начало этой истории было заложено еще родителями Лионеллы, девочки, в теле которой я находился. Ее отец из очень влиятельной и богатой семьи, находящейся в родстве с правящей династией. Ему прочили прекрасную карьеру. Мать же девочки из обедневших дворян, чье поместье расположено на самой границе королевства, у подножия труднопроходимых гор, называемых Скалистыми.

По какому-то поводу госпожа Люсия, будущая мать Лионеллы, вместе со своим отцом посетила столицу. Их дальняя родственница, у которой они остановились, взяла ее с собой на бал. Там девушку и увидел Сорейн Гросарро, будущий отец Лионеллы… Приблизительно через неделю граф попросил руки госпожи Люсии… Его родственники были против женитьбы и устроили большой скандал. Сразу же возникли проблемы и с карьерой юноши.

Графу с молодой женой пришлось уехать к ее родителям, в бедное поместье. Но Гросарро настолько был счастлив находиться рядом с возлюбленной, что даже не обратил на эти перемены внимания. Однако сама госпожа Люсия была уверена, что, лишенный столичного общества и карьеры, ее муж несчастен и что это лишь ее вина. Она так сильно печалилась из-за этого, что через год после рождения пятого ребенка умерла.