Избранные письма. 1854–1891 - Константин Николаевич Леонтьев

меня есть искреннее желание вознаградить Вас, мой друг, чем поможет судьба.

К тетушке Катерине Борисовне2 прилагаю записку и хочу просить Вас об одном предмете, довольно противоречащем тому эгоистическому направлению, в котором Вы теперь находитесь. Дело в том: не можете ли Вы вообразить, что я все еще в университете и что Вы мне даете 10 руб. в месяц; отдайте их тетушке на покупку в Москве минеральных вод, которые ей советовал через меня пить Ротрофи3. Она и без того тратит рублей 5 сер<ебром>, я думаю, в месяц на лекарства; пятнадцать же будет вполне достаточно. На всякий случай приложу необходимую записку к Ротрофи с просьбой выслать эти воды, в случае Вашего согласия на это доброе дело. Я убежден, что они облегчат ее много, и так как с ее стороны Вы не видали неблагодарности, то я надеюсь, что Вы на это изъявите согласие.

Прощайте, целую Вас и благодарю за милое письмо.

Прощайте, мой дружок.

К. Леонтьев

Впервые опубликовано в кн.: Леонтьев К. Собр. соч. Т. 1–9, СПб., 1912–1914. Т. 9. С. 155–158.

Феодосия Петровна Леонтьева (урожд. Карабанова, 1794–1871) – мать К. Н. Леонтьева. Дочь богатого помещика, генерала. Получила блестящее образование в Петербургском Екатерининском институте. Оказала большое влияние на умственный склад и эстетические вкусы своего младшего сына. Часть ее записок, начатых по настоянию Леонтьева и относящихся к Отечественной войне 1812 г., была опубликована в «Русском вестнике» (1883, кн. 10–12; 1884, кн. 2).

1 Еникале – крепость на крымском берегу Керченского пролива.

2…тетушке Екатерине Борисовне — Е. Б. Леонтьевой, сестре отца К. Н. Леонтьева, всецело отдавшей себя заботам о детях своего брата.

3 Ротрофи — неустановленное лицо. Вероятно, один из московских врачей.

2. Ф. П. Леонтьевой

23–24 декабря 1854 г., Еникале

Письмо ваше, дружок мой, от 23 ноября получил 23 декабря, т. е. вчера. Сколько перемен, может быть, случилось в наших странах с тех пор! А у нас самая лучшая и важная перемена та, что вчера выпал снег и за ночь его так подморозило, что окрестность совершенно стала похожа на русскую. Я с большим удовольствием погулял в поле и не раз восхищался тем, что купил себе дубленку. Дела по-старому; так по-старому, что даже журналы в Керчи до сих пор октябрьские, и я ничего не знаю о судьбах моего «Лета на хуторе»1! Конечно, мне уже не привыкать стать к разочарованиям, подобным тому, которое может постичь меня в лице этой повести; но не понимаю, что могут найти в ней предосудительного, безнравственного или непристойного. От Тургенева я имею два письма2; одно через Вас, другое прямо из Петербурга; но, кроме обещаний помощи, ничего до сих пор нет. Я и за это ему очень благодарен. Задача в том, чтобы прожить от января до мая (в мае я получу следующую треть жалованья), и я, слава богу, нашел человека, который заранее уже взялся с 1 января поставлять мне кофе, сахар, свечи и табак; я имел случай оказать ему одолжение, и он очень охотно берется за это, тем более что уверен в платеже: начальство уже вычтет из жалованья. Итак, с этой стороны я спокоен. Стол обходится мне около 2–3 руб<лей> с<еребром> в месяц, а иногда и меньше. Больше мне ничего не надо для существования; а будет здоровье в таком же виде, как и теперь (даже если и не лучше), сумею добыть из Петербурга! Практики здесь, конечно, нет и быть не может. Лечатся или небогатые офицеры в гошпитале, или кто-нибудь по знакомству. Был, например, один случай довольно забавный: лежал в гошпитале довольно пожилой казацкий офицер. Болезнь его была такого рода, что военной службы он продолжать не мог; просил свидетельство и умолял о поправке временной (у него была застарелая грыжа, которая перестала даже вправляться); я повел дело довольно удачно, так что грыжа через несколько времени достаточно вошла и можно было носить обыкновенный бандаж. Я обещал ему похлопотать о свидетельстве у главного лекаря, и он, заметив, что дело продвигается не слишком скоро, поймал меня раз в сенях и протянул мне что-то в бумажке; я засмеялся и сказал, что в подобных ободрениях не нуждаюсь, что его дело законное и потому он может благодарить меня за лечение и за хлопоты после. Все устроилось, и мой герой улизнул на рассвете, чтобы не встречаться со мной. Вот какие гоголевские сцены случаются иногда со всяким. Однако я надеюсь, что перевод в Керчь (если он осуществится, так это будет к весне) даст, может статься, делам иное направление. <…>

Поверьте же мне, что при том состоянии здоровья, каково мое, я не должен ничего так бояться, как дурного образа жизни и… особенно климата. Здешним я пока, за неимением лучшего, доволен; однообразная жизнь моя, конечно, скучна, но я утешаю себя занятиями и тою мыслию, что это все за-платится мне, как уже не раз было заплачено. Вы пишете, что одна капля крови моей заставит вас никогда не простить моего вступления в службу; а потом прибавляете тут же, что ваше одно желание – видеть меня здоровым и счастливым. Счастливым и даже довольным я себя не назову, но назову себя спокойным пока, а кровь моя… что вам в ней? Во-первых, медиков никогда почти никто не убивает; а во-вторых, я сейчас дал бы себя ранить (даже в лицо! Конечно, не слишком уродливо), если бы знал, что за это буду в состоянии хоть несколько лет прожить немного по-своему. А главное дело – не думайте много обо мне, если можете; поезжайте в Москву, в Петербург, старайтесь рассеяться. А со мной что будет, то будет… Невозможно предполагать, чтобы вся жизнь была из одного труда и неудач. Бог даст, и выйдет что-нибудь. <…>

Прощайте, дружок мой… Как бы я рад был с Вами пожить, но только при хороших условиях с моей стороны! Вы думаете, что мне вздыхалось из корысти по вашему флигелю, напрасно! Просто о Вас вздыхалось. Прощайте, целую Вас. <…>

Впервые опубликовано в кн.: Леонтьев К. Собр. соч. Т. 9. С. 158–161.

1 «Лето на хуторе». – «Была у меня тогда (в 1854 г. – Д. С.) начата другая повесть „Лето на хуторе“. <…> Тургенев прочел три главы из нее и хвалил не без строгих замечаний». (Мои дела с Тургеневым, в кн.: Леонтьев К. Собр. соч. Т. 9. С. 127). Повесть опубликована в журнале Отечественные записки (1855, кн. 5).

2 От Тургенева я имею два письма… –