Доктрина смертности - Джеймс Дэшнер

Он едва успел добежать до ванной и там сблевал в унитаз. Потом рухнул на пол и собрался в комочек. Он не заплакал – он вообще был не из плаксивых, – но пролежал так очень долго.

Почти любой, когда думает, будто мир его невзлюбил, будто он на дне темной ямы, идет к маме с папой. Или к брату, сестре. Или стучится в дверь к тетушке, деду или двоюродной бабке.

Но только не Майкл. Он решил отправиться к Брайсону и Саре, друзьям, лучше которых не пожелаешь. Они знали его как облупленного, им было плевать, что он говорит, как поступает, что носит или что ест. Он – когда мог – отплачивал им той же монетой. Правда, имелся в их дружбе один неловкий момент.

Майкл еще ни разу с ними не пересекался.

Вживую, в реале – ни разу. Пока. Они были виртуальными френдами, преданными и неразлучными. Майкл познакомился с Брайсоном и Сарой в самом начале, когда только вступил в игру, на ранних уровнях. И чем выше они поднимались, тем ближе становились. Втроем они практически сразу объединили усилия в прохождении Игры из Игр. Стали Ужасной троицей, Трайфектой потрошителей, Трилогией разбойников и разорителей. Прозвища не добавили очков к положительной репутации: кто-то считал ребят задирами, кто-то – придурками, но они развлекались как могли, и им было плевать.

Больше на жестком полу в ванной Майкл лежать не мог и потому, поднявшись, отправился в самое любимое место на земле.

В Свое Кресло.

Это был не простой предмет мебели, а самое удобное кресло. Сидя в нем, Майкл будто погружался в рукотворное облако. Сейчас он хотел подумать, и еще надо было забить стрелку друзьям. Плюхнувшись в Кресло, он посмотрел в окно – на печального вида серый фасад жилого комплекса через дорогу. Выглядел дом, словно застывшая стена ливня.

Единственное, что нарушало блеклость постройки, так это вывеска с рекламой «Бездны»: кроваво-красные буквы на черном фоне. Видно, дизайнеры решили, что одного названия игры достаточно. Все ее знали, все хотели погрузиться в нее, заслужить это право. И Майкл ничем не отличался от толпы остальных геймеров.

Ганнер Скейл. Поговаривали, будто он, величайший в «Бездне» игрок, недавно выпал из системы, исчез. Ходил слух, что его поглотила сама «Бездна», игра, которую он так любил. Скейл был легендой, один за другим геймеры отправлялись искать его, но затеи не увенчались успехом. Майкл ничего больше так не желал, как достичь его уровня, стать новым Ганнером Скейлом. Теперь он чувствовал, что обязан вырасти, опередить этого… Каина.

Майкл сдавил пальцами серьгу – металлический чип, вживленный в мочку уха, – и перед ним прямо в воздухе возникли голографические экран и клава. В списке контактов Брайсон был онлайн, а Сара вышла из сети, пообещав скоро вернуться.

Пальцы Майкла запорхали над светящимися клавишами.

Ответ пришел почти мгновенно. Брайсон проводил в сети и в гробу времени куда больше самого Майкла и печатать умел, как секретарь, заправленный тремя чашками кофе.

Майкл стиснул серьгу, и изображение клавиатуры и экрана рассеялись, будто туман под напором ветра. Из головы все не шли имена Ганнера Скейла и Каина. Майкл последний раз взглянул на рекламу «Бездны» – красно-черный дизайн словно дразнил его – и отправился в душ.

Забавная вещь – виртнет. Он настолько реален, что Майкл порой жалел об уровне его проработки. Особенно потея в жару, спотыкаясь или царапаясь, или получая оплеухи. Гроб позволял прочувствовать все, до последней мелочи; при желании Майкл мог снизить мощь передачи, но какой тогда смысл играть?

Впрочем, тот же реализм, позволяющий чувствовать боль, имел плюсы: угощения. Особенно если деньги закончились, а ты умеешь хорошо программировать. Закрыл глаза, вошел в кодовый массив, переписал пару строчек – и вуаля, пир на халяву.

Трое друзей устроились за обычным летним столиком в «Крутом челе», отдавая должное большому блюду начос, тогда как в реале гроб внутривенно закачивал им здоровые питательные вещества. Они, конечно, не могли заменить полноценную пищу – месяц, например, геймер не протянет, но на пару дней хватало за глаза. А самое классное – то, что неважно, сколько ты ешь, внутри гроба растолстеешь, только если на это себя запрограммируешь.

Даже за вкусной едой беседа быстро приобрела негативный окрас.

– Как только Брайсон мне рассказал, я все прочла в выпуске новостей, – сказала Сара. В виртнете она намеренно строила из себя простушку: милое вытянутое личико, длинные каштановые волосы, смуглая кожа, почти никакой косметики. – За последнюю неделю уже несколько геймеров перекодировали свои ядра. Крышеснос! Ходит слух, будто некто по имени Каин запирает людей во сне. Некоторым удается убить себя. Представляешь? В игре завелся кибертеррорист.

Брайсон кивнул. Он выглядел как переломанный футболист: здоровый, накачанный, слегка странноватый. Оправдывался, будто в реале он секси-шмекси и что в игре не желает внимания дамочек.

– Крышеснос? – эхом повторил Брайсон за Сарой. – Да-а, умеешь ты подобрать комментарий.

– Ладно, пожалуй, нужно слово покрепче, – ответила Сара. – Фишка в том, что люди кончают с собой и в этом винят одного геймера. Кто-нибудь в игре убивал себя прежде? Служба безопасности никогда с таким не сталкивалась.