Ни слова о магах - Михаил Кликин

Скучный городишко. Стас столько их уже перевидел…

Понятно, что денег за игру не дадут, и – попросись переночевать в дом – не пустят.

Но делать было нечего, и Стас, присмотрев местечко в тени пропыленного до седины тополя, перешел через дорогу.

Людей на улице было немного. Прохожие подозрительно косились на чужака – длинноволосый, загорелый, футболка с надписью “AC/DC” навыпуск, кожаная куртка-носуха – вся в заклепках и металлических бляшках, рюкзачок за плечами, тяжелый футляр с гитарой в руках. Косились, но молчали – не здоровались, не интересовались, кто такой, откуда, зачем.

Ни город, ни деревня…

Он присел на бетонный невысокий бордюр – лицом к дереву, спиной к тротуару, – пристроил рядом футляр, стащил рюкзак. Расшнуровал ботинки, давая отдых ногам Потянулся. Прищурившись, сквозь тополиную крону глянул на солнце. Потом достал из рюкзака кусок полосатой клеенки, расстелил на коленях. Вытащил ломоть хлеба, два мясистых помидора, битое яблоко, помятое яйцо и коробок с солью. Быстро все съел, запил водой из плоской фляжки, прополоскал рот, сплюнул под тополь, на пыльную траву.

За спиной проходили люди. Косились. Приглядывались. Оценивали. Отходя, обсуждали. Оборачивались. А ему было безразлично. Он привык…

Закончив нехитрую трапезу, Стас завернул яичную скорлупу в клеенку и убрал в рюкзак. Он знал, что мусорить в чужом городе не стоит, как бы грязно здесь ни было. Это ИХ грязь.

Прикрыв глаза и подставив лицо легкому ветерку, он посидел еще немного, наслаждаясь чувством сытости. А потом повернулся лицом к прохожим и взял на колени массивный гитарный футляр.

Этот футляр он лично смастерил из толстой восьмимиллиметровой фанеры. Укрепил его металлическими накладками и уголками, намертво привинтил удобную ручку и широкий кожаный ремень, врезал три замка-защелки. Внутри было несколько отделений: для запасных струн, каподастра и медиаторов, для ключа и камертона. Сама гитара лежала на поролоновой подкладке, накрепко притянутая к мягкому ложу прочными ремешками. Стас делал футляр с таким расчетом, чтобы музыкальный инструмент остался невредим, даже если футляр будет использован в качестве дубины. И ему уже не раз доводилось проверять на практике точность своих расчетов…

Он вынул гитару, ящик оставил открытым – для подношений. Склонив голову, пробежался пальцами по струнам, прислушался. Покрутил колки, подстраивая. Взял аккорд. Наиграл гамму. Удовлетворенно хмыкнул и поднял лицо.

Люди шли мимо. Теперь они делали вид, что не замечают его.

Раздумывая, с чего бы начать свое выступление, чем привлечь внимание прохожих, Стас перебирал струны, наигрывая что-то негромкое, легкое, блюзовое.

– Давай “цыганенку”. – Рядом остановился нетрезвый помятый мужичок. Он высморкался, вытер пальцы о рубаху и спросил: – Можешь?

– Могу, – ответил Стас и показал, что действительно может.

– Здорово! – признал мужичок, притопнув ногой. – Здорово! – Он пьяно улыбнулся и потребовал: – Давай еще раз! С выходом!

Стас не заставил себя упрашивать, вновь ударил по струнам.

Подошла какая-то женщина. Сказала с укором в голосе:

– Опять нажрался! Совсем дурной… Шел бы ты домой. Васильич!

– Не мешай! – отмахнулся мужичок, косолапо притопывая под звонкий гитарный перебор, шлепая ладонями по своим тощим бедрам. – Слышь, как играет, шельма! Давай, давай, парень! Эх!…

Остановился еще кто-то и еще. Стас не смотрел в сторону собирающихся людей, чтобы не вспугнуть их, он видел только гриф и струны.

В чехол упала первая монетка, он сделал вид, что не заметил.

Васильич разошелся, пустился вприсядку, но упал. Зрители рассмеялись.

– Вставай, Васильич, – пошутил кто-то, – застудишь геморрой-то.

Стас, не поднимая головы, изобразил что-то частушечное, задорное, на трех аккордах. И Васильич сразу подхватил:

Я не старый, я не дед,

я куплю велосипед,

буду ездить за горой,

чтоб лечить свой геморрой!

Смех стал громче.

Стас поднял голову, быстро глянул на собравшихся слушателей. Их было чуть больше десятка, они смотрели на скоморошничающего Васильича и словно бы не замечали гитариста.

Я сегодня встал с утра

с головой больной,

выпил водки два ведра

и хожу хмельной!

отчаянно прокричал Васильич.

– Ну все, понесло, теперь не остановишь, – сказал кто-то в толпе.

– А парень-то кто? – спросили негромко, но Стас услышал.

– Кто ж знает?

– Не племяш ли Васильича? Из города?

– Нет, что ты. Тому еще пятнадцати годов нет.

– А этот тогда кто?

– Да никто. Пришел сегодня с Голяницовской дороги.

Я сам видел.

– Пешком?

– Ну да.

– Чего ему здесь надо?…

Я по девкам бы пошел,

но портков я не нашел!

Ущипнул за бок жену,

вот теперь синяк на лбу.

– Давай, парень! Давай! Жарь!

Еще монетка упала на дно фанерного футляра – вторая. Народ раскошеливаться не спешил.

– Что здесь такое? – В толпу втиснулась широкоплечая фигура в кожаной куртке и штанах с лампасами. – Васильич! Прекращай дебоширить! А то заберу на пять суток!

– А-а, Степан Ильич! – Пьяный Васильич остановился, лукаво прищурился на явившуюся грозную личность, погрозил заскорузлым пальцем. – Забрать не имеешь права! Мы не буяним, зачем нас забирать? Просто культурно отдыхаем…

– Я тебе покажу, имею я право или нет!

– Правильно, Степан Ильич! – встряла женщина, которая уже пыталась отправить пьяницу домой. – Посади-ка ты его в камеру, подержи там, пока не протрезвеет.

– Цыц, Варька! – Васильич плюнул женщине под ноги. – Цыц, говорю! Мужиком своим командуй, а мне ты не указ!…

Стас прекратил играть, вынул из чехла монетки – три рубля, негусто, – убрал гитару, щелкнул замками.

– Так ее, Васильич! – выкрикнули в разросшейся толпе. Все больше людей, заслышав перепалку, подходили ближе, интересовались, в чем дело.

– Васильич опять с участковым ругается, – отвечали им. – И Варька, как всегда, лезет, куда не следует.

– А парень-то кто?

– Волосатик-то? Да на гитаре играл. Не наш, пришлый. Стас поднялся на ноги, неспешно отряхнулся. Васильич, прекратив ругань, повернулся к нему:

– Ты чего бренчать перестал?

– Хватит, – сказал Стас негромко.

– Ты что? Его испужался, что ли? – Васильич кивнул на участкового. – Не боись!