Вместилище - Ярослав Костюк

к смертельному шагу. Его окружало ядовито-зеленое облако. И только тут Андрей понял, что — либо у него включилось внутреннее зрение, либо поволока была настолько сильна, что сама «прорезала» пространство. К. приказал сбавить ход и, поймав за локоть спешащего куда-то «ком-мандного», приказал ему снять мальчика.

Возле самого театра творилась суетливая неразбериха. Метались люди, от «ком-мандных» рябило в глазах, гражданские бродили кругами — глаза у них были безумные, отягченные сознанием какой-то страшной, неподъемной вины. Никакого намека на руководство Андрей не заметил. Невдалеке, в подворотне, криминальный элемент обчищал толстяка в бараньей шапке и крепдешиновом пальто. Баранья шапка с округлившимися от ужаса глазами тихо охала и оседала на грязную мостовую.

— Убрать, — приказал К.

Палтыш притормозил и бросился в подворотню, на ходу вытаскивая пистолет.

Оставив Палтыша разбираться, Андрей с К. взбежали по лестнице, и внутри К. очень вовремя ухватил Андрея за руку и оттащил в сторону… Какой-то сумасшедший, выставив вперед «голову» лося, шикарный образец таксидермии, промчался мимо; в его намерения, очевидно, входило протаранить дверь; на голову лося был напялен рыжий парик. Все здесь пропиталось запахом едкого пота и разложения; откуда-то несся, выплясывая и срываясь на рулады, синхронный художественный хохот.

— Да говорю же тебе, ляжки у нее…

— Бродский, немедленно вразумите этого распустяя. Покажите ему, где раки зимуют… Это вам не сельсовет…

— Партитуру, представляешь, скушали, аппетит развился… И Годуновым закусили…

— Что? А откуда я знаю?..

— Слушайте, да в конце-то концов! Могу я до ветру сходить? Что значит — не положено?..

— Ляжки, да что там ляжки, ты бы…

— И не говорите, раз в год выберешься, и то…

— Бродский, вы вразумили этого пентюха?.. Да! Что у вас?.. Документы? Ах ты, курва…

— И все же, может, выпустите, я сейчас описаюсь…

— Да закрой ты наконец этому засранцу глотку!..

— Бродский, кончай пидора, появится Четвертое, неприятностей наживем. Я, что ли, жопу рвать буду?.. Бери пятерых и мухой в партер…

— Видел, как коза на гармонь прет? Вот и этот — заморыш, а чуть на тот свет не отправил…

— Нимб у нее светился, точно тебе говорю… Я сколько икон перевидал…

— В уборной посмотрите! В уборной!.. Мне что, вас учить?.. И чтоб через час были грузовики!.. Двадцать грузовиков…

— Ну, все, значит, я это сделаю здесь! Сниму штаны и сделаю!

— Нет, я его сейчас сам пристрелю… Вот чучело го…

Чучело, учуяв опасность, заметило К. и, каким-то образом определив главенство последнего, отчаянно бросилось к ним.

— Вот вы, товарищ, хотя бы вы скажите этому…

Рыжая залысина интеллигента лоснилась и пылала в тусклых лампах, ножки его дрыгались. Он спрятался за К. и мстительно оттуда выглядывал, поедая взглядом мучителя. Милиционер обернулся, и, на его счастье, наган зацепился за кобуру, за треугольный кожаный клапан… Он пошатнулся, но не выпустил из обвисшей руки оружия, кровь схлынула с его лица.

К. посмотрел ему в глаза.

— Никого не выпускать! — приказал он.

Милиционер, бросив тяжелый взгляд на надоедливую жертву, хмуро козырнул.

— Слушаюсь!

— Хорошо, выполняйте! — К. шагнул дальше, но остановился. — И никого не трогать. Если что, пойдете под трибунал. Гарантия железная, не вздумайте вообразить!.. Для государства это больше не люди, это улики. И за эти улики вам яйца оторвут. Я лично и оторву…

Сквозь туго натянутую кожу лица милиционера проступили черты черепа. Желваки заострились, как бритва.

Они пошли дальше, не оборачиваясь. Возле лестницы, ведущей на второй этаж, К. сказал:

— Разделимся. Я — здесь, ты — наверх. И живо. Полчаса, не больше.

Андрей бросился наверх.

— Поволоку обходи!..

Андрей врезался в толпу, и его тут же смяли, закрутили, подняли и понесли, потом отпустили и приперли к какой-то колоне; губы размазались по мрамору — вкус у него холодный и бесцветный. Андрей подумал, что неплохо бы найти точку, откуда можно осмотреть весь зал и где бы его не толкали. Точки такой, разумеется, не нашлось. Хотя зачем она? О поволоке он почти ничего не знает, в свойствах ее разбирается плохо, и если кого-то надо отсюда убрать — так это его. И вообще, как был он стажером, так и остался, только побеги пустил, да и то побегам этим в базарный день красная цена пятак… От людей, бродивших здесь, тоже не было никакого толку. Все те, кого поволока не затронула — давно смылись. Остались одни «загрязненные».

Похоже, никого из Четвертого отдела на втором этаже не было. Он заглянул в бальный зал. На лощеном полу, по мертвецки сцепив руки, лежали скорбные люди. Их тела тянулись от дверей в другие такие же двери, в сквозящий полумрак. От неожиданности Андрей попятился. И что-то ему померещилось. Там, в полумраке. Высокая горестная фигура склонила голову, так что черный ее непроглядный балахон пал сверху, скрыв лицо и оставив одну только дыру… Андрей очумело затряс головой и ухватился за бордовые занавески у входа, чтобы не упасть. «Чур-чур-чур…» — пронеслось у него в голове. Он услышал, как на улице загрохотали грузовики. Захлопали выстрелы. Совсем по-детски, совсем по-игрушечному. Лопнуло и с сухим треском осыпалось стекло…

Андрей опрометью бросился вниз и тут же на кого-то налетел. Это был Брудзкайтис. В белом костюме. Андрей жутко ему обрадовался. Нервное напряжение, в котором он находился, вылилось в то, что он зашарил руками по этому костюму, как бы убеждаясь, что Брудзкайтис настоящий, дергая то за пуговку, то залезая пальцем в петельку и при этом городя что-то, с пятого на десятое, и пытаясь объяснить, что же он видел…

Брудзкайтис некоторое время даже слушал его, но вдруг оттолкнул:

— Ты что, обалдел? — рявкнул он. — Белены объелся? Какая, к черту, фигура? Здесь же все, абсолютно все заражено!

За спиной у Брудзкайтиса обрисовались «ком-мандные» — с суровыми лицами и готовые к бою. Они стояли наизготовку, и предполагалось, что сейчас эти сытые здоровые хари немедленно наведут здесь порядок.

Андрей вздрогнул, когда Брудзкайтис прикрикнул на него, но замолчал всего лишь на секунду. Он все пытался сообщить ему, донести, объясниться… Чудовищно, если ему не удастся…

Брудзкайтис кивал, поддакивал, и что-то неправильное было в выражении его сероватых глаз. И вдруг Брудзкайтис ухватил его за локоть, изловчился и запустил пальцы в скомканный воротничок Андрея. Он волоком потащил его на первый этаж. «Ком-мандные» шумно потянулись следом, как большая стая молчаливых гусей… Брудзкайтис, не стесняясь, гупал ногой в многочисленные двери коридора, на ходу открывая их. Вокруг плясало все то же безобразие. Почти все комнаты были заняты. Но вот нашлась пустая и с умывальником. Она была ничем не загажена, без поволоки,