То, что бросается в глаза - Грегуар Делакур

В руке она держала сумку от Вюиттона ядовитой расцветки, подозрительно смахивающую на контрафакт.

Артур же Дрейфусс был в своей излюбленной одежде для просмотра телесериалов: белой майке и длинных цветастых трусах; далековато до Райана Гослинга, только лучше. И все же.

И все же в ту самую секунду, когда они увидели друг друга, оба улыбнулись.

Понравились ли они друг другу? Внушили доверие? Ожидал ли он, услышав стук в дверь, срочного вызова, поломки цилиндра или тяги, проблемы с дебитометром? Ожидала ли она, стоя по ту сторону двери, увидеть перед собой извращенца, бородавчатое страшилище, старую каргу? Как бы то ни было, эти двое, невероятным образом встретившиеся, улыбнулись друг другу, как хорошему сюрпризу, и с пересохших губ Артура Дрейфусса, второй раз в жизни получившего «удар молнии» (влажные ладони, тахикардия, испарина, ледяные мурашки по спине, шершавый липкий язык), слетело незнакомое слово.

Комин.

(Для требовательных читателей-лингвистов и прочих географов-любителей следует уточнить, что в самом деле существует город, носящий название Комин, расположенный в кантоне Кенуа-сюр‑Дель, на Севере, близ бельгийской границы, – городок, по всей вероятности, маленький и довольно сонный, в нем насчитывается не меньше пяти комитетов по организации праздников, пытающихся его встряхнуть, – но он не имеет никакого отношения к этой истории.)

Инстинктивно робкое комин Артура Дрейфусса показалось ему в ту секунду, когда он увидел в дверях Скарлетт Йоханссон, самым уместным, самым вежливым и самым изящным, потому что в субтитрах недублированных сериалов это означало «войдите».

И какой мужчина на свете, будь он даже в майке и цветастых трусах, не сказал бы «войдите» феноменальной актрисе из «Трудностей перевода»?

Феноменальная актриса прошептала Thank you, высунув розовый кончик языка между зубами на th, и вошла.

Тихонько притворив дверь влажными руками и вновь ощутив в груди аурикулярную экстрасистолу, – да, он сейчас умрет, да, теперь он может умереть, – он украдкой посмотрел на улицу, нет ли там камер, и / или бодигардов, и / или злых шутников с телевидения, после чего, хоть и не успокоенный, запер задвижку.

* * *

Двумя годами раньше жандармерия доставила к ПП остов «Пежо‑406», перевернувшегося на департаментском шоссе 112 близ Кокереля (расположенного от Лонга в 2,42 км птичьего полета), с целью экспертизы.

Это было ночью.

Водитель ехал быстро; судя по всему, не справился с управлением, попав в ловушку коварной сырости, прозрачной, сочащейся водорослью покрывавшей разбитый асфальт департаментского шоссе у прудов Провизьон. Водитель и пассажир погибли на месте. Пожарным пришлось отрезать ноги мужчины, чтобы извлечь его из салона. Женщина разбила лицо о ветровое стекло, и в звезде трещин застряла прядь волос на сгустке крови. Артур Дрейфусс по просьбе ПП осмотрел машину внутри и нашел под пассажирским сиденьем книгу стихов. Тотчас же, повинуясь какому-то рефлексу, он спрятал ее в один из больших карманов своего комбинезона. Как оказалась книга стихов в машине, где погибли двое? Читала ли она ему поэму, когда их занесло? Кто они были? Расставались ли? Или, наоборот, нашли друг друга? Решили вместе свести счеты с жизнью?

В тот же вечер, один в своем домике, он открыл книгу. Пальцы его слегка дрожали. Сборник назывался «Существовать», автор – некий Жан Фоллен. Много пустот на каждой странице, а посередине короткие строчки, бороздки, пропаханные лемехом букв. Он читал простые слова, за которыми, казалось ему, стояло что-то очень глубокое, например вот эти, напомнившие ему об отце:

(…) и под рукой, полной силы,

Не видя ни единого дерева,

Он отчаянно держал

Лица целого мира[6].

Или эти, говорившие о Нойе и их матери:

(…) а вот та, что умрет молодой,

И та, чье одиноким будет тело[7].

Не было ни одного слова, которого бы он не понял, но их расположение в строчках заворожило его. У него возникло смутное чувство, что хорошо знакомые слова, нанизанные определенным образом, способны изменить восприятие мира. Воздать, к примеру, красоте обыденного. Облагородить простоту.

Он смаковал чудесные сочетания слов, страницу за страницей, месяц за месяцем, и думал, что это подарок, чтобы приручить необычайное, если оно однажды постучится в вашу дверь.

Как в эту среду, 15 сентября 2010 года, в 19:47, когда ошеломительная Скарлетт Йоханссон, американская актриса, родившаяся 22 ноября 1984‑го, вдруг возникает перед вами, Артуром Дрейфуссом, французским автомехаником, потрясенным до глубины души лонгинцем, родившимся в 1990‑м.

Как это могло случиться?

Почему не пришли слова поэзии? Почему мечты парализуют, когда сбываются? Почему первое, что Артур Дрейфусс сумел спросить, – говорит ли она по-французски? А то для меня, медленно добавил он, краснея и по-французски, что английский, что китайский.

Скарлетт Йоханссон изящно вскинула головку и ответила, почти без акцента – нет, был акцент, но совсем неуловимый, очаровательный, конфетно-кокетливый, нечто среднее между акцентом Роми Шнайдер и Джейн Биркин: да, я говорю по-французски, как моя подруга Джоди. Джоди Фостер! – воскликнул пораженный Артур Дрейфусс, вы знаете Джоди Фостер! – и тут же, пожав плечами, пробормотал как бы про себя: конечно же, конечно, до чего же я глуп; и то сказать, при таких встречах, да еще в самом начале уму не тягаться с ошеломлением.

Но женщины на то и женщины, чтобы вытаскивать увязших мужчин, поднимать их высоко – в собственных глазах.

Скарлетт Йоханссон улыбнулась ему и с нежным вздохом сняла свой широкий свитер ручной фигурной вязки, сняла грациозно, на манер Грейс Келли, когда та в «Окне во двор» достает из крошечной сумочки муслиновую ночную сорочку. У вас тепло, пробормотала актриса. Сердце механика снова зашлось. Как бы легко он ни был одет, ему вдруг стало жарко. Он на минуту зажмурился, точно в дурноте, накатило что-то сладостное и в то же время ужасающее; его мать танцевала нагая в кухне. Когда он открыл глаза, на американке была тесная маечка-бюстье, жемчужно-белая, шелковистая, с кружевными бретельками, облегавшая ее грудь, как перчатка – руку (он скрестил голые ноги, сдерживая начинающуюся эрекцию), и еще он увидел, и был почти шокирован этим и тронут, аппетитную складочку на уровне пупка, маленькое, с медным отливом колечко, похожее на пухленький пончик. У вас тепло, пробормотала актриса. Да, да, замямлил Артур Дрейфусс, от души пожалев, что в реальной жизни не бывает умелых сценаристов; не помешал бы мужественный монолог Мишеля Одиара[8], парочка точных реплик Анри Жансона[9].