Третья сила - Валентин Холмогоров

Алексей начал с того, что, проанализировав струившиеся вокруг энергетические потоки, попытался восстановить знак, который использовал неизвестный маг. Ни-че-го. Произошедшее и вправду больше всего напоминало взрыв: огромный объем энергии высвободился в небольшом помещении мгновенно и, казалось, абсолютно спонтанно. Похоже, кто-то разом сбросил в пространство всю энергию своей оболочки. Виноградов поморщился, представив себе, что должны были испытывать в этот момент находившиеся поблизости люди. Исследование предметов, оставшихся от декора и элементов обстановки, тоже не принесло ожидаемого успеха – они не сохранили на себе ни малейших следов непосредственного ментального воздействия, что означало только одно: неизвестный влиял не на отдельные предметы, а на физический план в целом, причем орудовал он через ментал. Но самый главный сюрприз ожидал Виноградова впереди: следов чужеродной ауры ни в самом кафе, ни в близлежащих окрестностях обнаружить не удалось. Совсем. Виноградов проверил, потом тщательно перепроверил все вновь. Какие-то слабые отголоски, едва различимые тени ауры, которая могла принадлежать как человеку, так и псиону, у него все-таки получилось уловить, но при попытке запечатлеть их, определить точную структуру они мгновенно растворялись без следа. Все это было бы удивительно, непривычно и странно, если бы Виноградов наблюдал подобное впервые. Но за последние четырнадцать дней он столкнулся уже со вторым схожим случаем.

– Очевидцев-то ты хоть опросил? – устало откинувшись в кресле, поинтересовался Призрак.

– Конечно, – кивнул его помощник, – опросил. Бармен, он же кассир, правда, сейчас в больнице, ему оленем по голове досталось…

– Чем?

– Оленем. Там оленья башка на стене висит… Висела.

– Понятно.

– Зато охранник и официантка в один голос утверждают одно и то же: нахлынуло ощущение страха, панического ужаса, появилась сильная головная боль, потом начался форменный полтергейст с телекинезом. Девчонку до сих пор трясет.

– Больше ничего подозрительного?

– Ничего. Посетителей в этот день было негусто, впрочем, как и обычно: место там не слишком проходное. Сначала несколько постоянных клиентов выпивало и закусывало, потом зашла группа студентов, еще какой-то алкаш у дверей крутился… Их там много ошивается. Разливуха…

– Ясненько, – констатировал Призрак с явным разочарованием в голосе и, сложив ладони домиком, несколько раз ударил пальцами друг о друга. – Вот что, сокол мой ясный, прочитай-ка ты одну занятную бумаженцию.

С кряхтением потянувшись к краю стола, Константин Валентинович придвинул к себе пухлую папку, содержимое которой он столь вдумчиво изучал непосредственно перед приходом Виноградова, и, с минуту покопавшись в ней, протянул Алексею отпечатанный на принтере листок.

«Первому заместителю руководителя особого отдела по расследованию происшествий в сфере псионики Фролову Константину Валентиновичу, – гласили первые строки документа. – В понедельник третьего июля сего года, около пятнадцати часов дня, выполняя Ваше поручение, я двигался по улице Марата в направлении от Кузнечного к Свечному переулку. Возле дома номер 34 я обратил внимание на одного из прохожих: мужчину средних лет азиатской внешности, невысокого роста, одетого в синий спортивный костюм, двигавшегося в попутную мне сторону в нескольких метрах впереди. При попытке просканировать ауру объекта мною было установлено, что аура имеет тщательно замаскированные признаки корректировки…»

– Ты читай, читай, – усмехнулся Призрак, заметив, что Виноградов запнулся и поднял на него удивленный взгляд. – Я велел нашим ребятам докладывать мне в письменной форме о любых подозрительных событиях в городе. Вот и результат.

«…Признаки корректировки. Описание и сканы ауры прилагаю, – продолжил чтение Алексей. – Видимо, почувствовав постороннее воздействие на пси-уровне, объект ускорил шаг и, свернув в ближайший проезд, оторвался от преследования с использованием проходных дворов. Предпринятые мною меры к розыску объекта оказались безрезультатными. По предварительной оценке, сложность воздействия, необходимая для внесения замеченных изменений в структуру энергетического тела человека, соответствует возможностям ментата не ниже пятого уровня».

– Что скажешь? – В глазах Фролова заиграли веселые искорки.

– Что тут можно сказать? – пожал плечами Алексей. – Подозреваемый зашел в лифт и скрылся в неизвестном направлении. Цирк с конями, да и только.

– Вот что, друг ты мой любезный, – хлопнул ладонью по столу Призрак. – Возьми-ка ты парочку наших сотрудников посмышленей да проверь-ка мне этот сигнальчик. Там поблизости много разных строек имеется, так что лица восточной наружности в спортивных шароварах вокруг табунами бегают. Глядишь, и отыщете того беглеца.

– Сделаем, – стараясь придать физиономии менее кислое выражение, отозвался Виноградов. Черт, он ведь сегодня так и не успел толком пообедать.

Солнце мимоходом заглянуло в распахнутое настежь окно, уронив золотистый зайчик на натертый до блеска паркет, ветер чуть качнул занавески и донес со двора звонкие отголоски детского смеха. Где-то тренькнул велосипедный звонок, звонко тявкнула собака, пытаясь согнать с забора самодовольную и наглую ворону. Почему люди так любят лето? Лето – это пора дач и отпусков, когда счастливые семьи, нагруженные рюкзаками и сумками, переполненные радостным предвкушением грядущего отдыха, разлетаются по дачам и курортам, чтобы на неделю-другую вырваться из душных и пыльных объятий любимой столицы. У кого они есть, эти семьи… Зимой, весной и осенью, с их бесконечной учебой и суматошными экзаменами, по крайней мере, существенно меньше шансов помереть с тоски.

Грех, конечно, жаловаться, когда ты располагаешь практически всем, что нужно для счастья: уютным домом, насущным хлебом и кучей свободного времени. Правда, с самого ее начала жизнь была окрашена в не столь радужные тона – судьба любит подвергать испытаниям простых смертных. Удивительно, но по прошествии лет боль от утраты родителей стала стихать, и теперь даже образ их начал понемногу стираться из памяти: осталось лишь теплое, ласковое и светлое, но размытое воспоминание. Ни голосов, ни событий, ни лиц. Приемный отец раз и навсегда заполнил эту пустоту, стал надеждой, и сутью, и смыслом. Сейчас же, увы, у папочки накопилось слишком много дел, для того чтобы уделить хоть немного внимания любимой дочери. И всё эта чертова работа – была бы его воля, перетащил бы туда, наверное, свой письменный стол с холодильником и поселился там на веки вечные. Вопрос о том, чтобы отвлечься от этой проклятой рутины и хотя бы на несколько дней съездить куда-нибудь отдохнуть, пусть не на курорт, пусть хотя бы за город с палаткой, – даже не принимался к рассмотрению. Некогда! А каникулы, между прочим, не бесконечны…

Недостаток родительского общения с лихвой компенсировался общением с охраной, круглосуточно дышавшей в затылок и изрядно действовавшей данным фактом на нервы. Это у папочки, следует полагать, такая форма родительской заботы – приставить к чаду троих здоровенных амбалов, чтобы ребенка – трижды сплюнем и постучим по деревяшке – кто-нибудь ненароком не обидел. Тот факт, что чадо уже вполне взрослый человек, который, может быть, имеет право и на личную жизнь, никого, уж простите, не волнует.