Игра без правил - Энтони Гальяно

— Только Элвиса, но он пропустил несколько последних занятий. Я начинаю беспокоиться.

Он улыбнулся и поставил стакан.

— Давно мы не виделись, Джек. Мне не хватало твоего юмора. Я продолжаю тренироваться, но без тебя удовольствие уже не то. Конечно, принимая во внимание обстоятельства, я не удивлен, почему ты решил не заниматься со мной. Это было бы неловко.

— А что с тренером, к которому я вас направил?

— Рауль? О, мы с ним вполне ладим, он неплохой парень. Но ты избаловал меня своим обществом. Рауль хороший человек и все такое, но к беседам не очень-то расположен — исключая тему увеличения нагрузок. Что, как ты понимаешь, представляет ограниченный интерес.

— Но не для Рауля, — заметил я.

— У нас ведь с тобой бывали довольно интересные беседы, правда, Джек?

Он что-то вспомнил.

— Кстати, ты так и не дочитал Гиббона?

Полковник говорил о трехтомнике «История упадка и разрушения Римской империи» в кожаном переплете ручной работы, который он преподнес мне в подарок через две или три недели тренировок, когда обнаружил, что я, оказывается, умею читать. Он купил его на аукционе в Лондоне. Несомненно, это была единственная ценная вещь, которой я обладал. Не было смысла говорить, что если дела пойдут наперекосяк, то через несколько недель придется ее заложить.

— Дочитал, — ответил я. — Думаю, надо снять по ней кино вроде «Звездных войн».

Но полковник не услышал меня. Его взор снова устремился к яхте. Он покачал головой и шумно вздохнул.

— Ничто в этой жизни не меняется, правда, Джек? Жадность, коррупция, самомнение надутых политиканов, у большинства из которых третьеразрядные умишки. Ты когда-нибудь замечал, как редко амбиции и способности пропорциональны друг другу? Взять, например, Калигулу: абсолютно сумасшедший тип, а ведь ничего с ним нельзя было поделать. Конечно, в конце концов его убили, но к тому времени Рим уже был разрушен — по крайней мере, с моральной точки зрения. Честолюбие в сочетании с безумием ведет к катастрофе.

— Конечно, это так, особенно если говорить об императорах, но амбиции амбициям рознь. Взять, к примеру, вас, полковник. Деньги вас по-настоящему не волнуют. Они как побочный продукт. Теперь вы богаты, и вам скучно. Есть два выхода: либо податься в политику, либо совершить самоубийство. Почему бы вам, к примеру, не баллотироваться на должность мэра? Участвовали бы тогда каждую неделю в веселых собраниях.

— Ты серьезно думаешь, что у меня хватит чувства такта? Слушать, как сборище кретинов целыми часами спорит о погоде или о том, надо или не надо строить еще один жуткий кооперативный дом на Коллинз-авеню? Или о том, как эффективнее выкачивать доллары из туристов зимой? Ты слишком хорошо меня знаешь.

— В этом-то все и дело, полковник, — сказал я. — У вас вообще нет чувства такта. Оно у вас так и не развилось. Как мышца, которой никогда не пользуешься.

— Мои дети часто говорят то же самое, особенно Ник. Считают, что мне не хватает теплоты. Возможно, они правы.

В это мгновение со стороны солнца, будто сам свет породил их, выскочили два мальчишки на водных мотоциклах и с ревом помчались к яхте. Их ярко-оранжевые жилеты вздымались как мантии. Полковник встал и навел на них бинокль. Гонщики обогнули яхту несколько раз, а затем умчались туда, откуда появились. Когда они исчезли, полковник, казалось, расслабился. Он сел, но продолжал хмуриться. Старик потер глаза большим и указательным пальцами. Он выглядел усталым, лицо осунулось.

— У меня никогда не получалось поддерживать с кем-то хорошие взаимоотношения, Джек, — сказал он, глядя на море. — Уверен, дочь рассказывала тебе. Армия плохо подготавливает к семейной жизни, и, честно говоря, бывают времена, когда даже собственные дети кажутся мне чужими. Я легко могу представить, что мы незнакомы. Ужасно слышать такое от отца? Но по крайней мере, я честен. У меня склад ума наемника, и это проклятие довлеет надо мной, Джек. Я склонен думать о людях с точки зрения их полезности, а мои дети, особенно Ник, похоже, ни черта ею не обладают.

— Ну, не ставьте на нем крест, — ответил я. — Может, он еще проявит себя.

— Не проявит, пока на его счету остался хоть один доллар.

Полковник снова взглянул на яхту и покачал головой.

— Жаль, что мы потеряли связь, Джек, — помолчав, продолжил он. — Я льщу себе мыслью, что мы были друзьями.

— Не переживайте. Я тоже рассылаю не так уж много рождественских открыток.

— И все же, если б мы продолжали общаться, мне было бы проще обратиться к тебе с просьбой, по крайней мере, так получилось бы вежливее.

— Знаете, так выражает сожаление наемник, — сказал я.

— Да. Верно. Полагаю, это ничего не меняет.

Несколько мгновений он изучающее смотрел на меня. Что он пытался разглядеть, было совершенно непонятно.

— Ну, Джек, что скажешь? Готов к небольшому приключению?

— Что вы задумали?

— Несмотря на то что ты сказал несколько минут назад, летом дела у тебя идут не очень, если я правильно понимаю.

Я промолчал. Отхлебнул апельсинового сока и поставил стакан на оранжевый кружок с изображением черного дракона.

— Я подумал, что как собрат-наемник ты был бы не прочь заработать очень много денег за очень короткое время.

Я отпил еще глоток. Апельсиновый сок был свежевыжатый, сверху плавал слой мякоти в два пальца толщиной, но на мой вкус напиток оказался сладковатым.

— Разумное предположение, — произнес я. — А могу я задать личный вопрос?

— Давай.

— Почему вы все время смотрите на яхту?

Полковник повернулся ко мне. В профиль его лицо выглядело непривычно осунувшимся.

— Что случилось у вас с Вивиан? — спросил полковник.

— Наши пути разошлись.

— Иными словами, это не мое дело.

— Я бы так не сказал. Просто нечего особенно рассказывать, только и всего.

— Ты решил, что она слишком богата? В этом дело?

— Отчасти да, но были и другие причины.

— Например, мистер Мэтсон.

— Среди прочих.

— Ты выглядишь немного раздраженным, Джек. Я ведь не оскорбил тебя?

— Да нет. Просто никогда не думал, что вас это интересует.

— Насколько я понимаю, ты сам познакомил ее с Мэтсоном?

— Да, вы правы.

— В ретроспективе выглядит как, возможно, не самый удачный ход.

— Это называется общением.

— Знаешь, она ведь вышла бы за тебя замуж.

— Похоже, мы говорим о двух разных людях. Кто вам такое сказал?

— Единственный, кто знает наверняка.

— У меня никогда не возникало такого впечатления.