Закат христианства и торжество Христа - Игорь Иванович Гарин

существующих систем (материальных, биологических, социальных, духовных) ведет к тому, что в мире господствуют не порядок, равновесие и стабильность, но неустойчивость, неравновесность и эволюционность.

Облики мира, как облака,

тихо уплыли.

Всё, что вершится, уводит века

в древние были.

«Какое отношение имеет всё сказанное к тематике этой книги?» — недоуменно спросит читатель. Прямое и непосредственное! Слышу возражение: религия — не наука, к ней неприменимы идеи развития знания, ее просто невозможно выстроить без догмата, канона, Священного Писания, Божьего Слова. Она — плод Откровения, Прозрения, Богообщения, Таинства, Завета…

Оппонирую: да, догмат, канон, Священное Писание, Откровение, Прозрение, Богообщение, Таинство, Завет, Божье Слово необходимы, особенно на ранней стадии развития религии, но они необходимы не как средства консервации или мумификации веры, но исключительно — как божественный толчок, как импульс для развития, совершенствования, духовного развития, творческой эволюции. Нисколько не отрицая консерватизма религии и церкви, призывающих к осторожности перед неконтролируемым и непредсказуемым ростом, я бы не привязывал «вечность» или «вечные ценности» к единственному институту — тем более что эволюция всегда берет верх над стагнацией. В этом отношении всё относящееся к знанию применимо к вере и религии — тем более что в основе самого знания тоже лежит вера, и инакомыслие здесь необходимо для обновления, развития, выживания, сохранения: «Ибо надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные» (1 Кор. 11:19).

Александр Мень даже атеизм называл даром Господним для церкви, ибо атеизм — величайшая, исцеляющая, оздоровляющая сила, позволяющая религии развиваться, эволюционировать, а не впадать в стагнацию. Атеизм, ереси, разномыслие так же необходимы для выживания, как микробы и вирусы — для укрепления жизни.

Я убежден в том, что можно обрести Бога, но не истину, потому что истина — вечный поиск, который не кончается никогда. Я не агностик и не считаю, что истину следует искать в узком коридоре между верой и неверием, но лучше ее все же искать, чем обрести с целью борьбы со всеми «неверными», «неправедными», «неистинными».

К религии вполне применимо дарвиновское понятие «естественного отбора», необходимого для адаптации доктрины к изменяющимся внешним условиям жизни и культуры. В книге «От текста к традиции» Лоуренс Шиффман внимательно проследил, как такой отбор и такое приспособление проходили в иудаизме при его соприкосновении с другими религиями и культурами. Только способность к адаптации, развитию, эволюции делает религию устойчивой, способной противостоять выветриванию времени.

Доктринальность не должна препятствовать реформируемости. Способность к последней фактически определяет выживаемость религии, и в этом отношении весьма показательна ситуация с древнейшей из них — я снова имею в виду иудаизм. В иудаизме давно произошел поворот от того, что именуют «иудаизмом Библии», к тому, что известно как раввинистический иудаизм (иудаизм Талмуда), который, в свою очередь, претерпел несколько периодов своего развития (персидский, эллинистический, римский, средневековый, современный). Я уже не говорю о модернистских его версиях, развиваемых как в Израиле, так и в США. По словам самих евреев, «в случае с иудаизмом стагнация привела бы к сравнительно быстрой его гибели». И еще: «Лишенная интерпретации и других технических приемов… традиция замерла бы на том или ином своем этапе».

Главная причина неприятия Иисуса иудаизмом связана именно с монотеизмом — надмирностью и запредельностью единого Бога. Для мудрецов Торы и Талмуда фраза «Слушай Израиль, Господь наш Бог, Господь один» (Втор. 6:4), среди прочего, означала, что ни один иудейский пророк, даже несущий искру Божию, не может подняться выше статуса смертного человека. Это прекрасно понимал сам Иисус, но полностью игнорировали «создатели нового Бога».

Приведу свидетельство историка о важности плюрализма и духовной преемственности в истории развития религии евреев:

Основополагающим для любого исследования истории иудаизма в эпоху поздней античности является вопрос о том, как понимать разнообразие его подходов и проявлений, существовавших в то время. История иудаизма наглядно показывает, как последовательно развивавшиеся, так и одновременно существовавшие направления мысли среди различных еврейских групп, каждая из которых предлагала свой ответ на главные вопросы о Боге, человеке и мире.

…Можно рассматривать различные проявления иудаизма как постоянно и активно взаимодействующие друг с другом. В этом случае они должны изучаться в контексте друг друга, а также в контексте предшествующих и последующих проявлений. Только так возможно увидеть постоянное взаимовлияние между подходами, а также понять, какое наследие каждый период и каждый подход оставили последующим поколениям[5].

В отличие от христиан, евреи не только никогда не открещивались от новых исторических документов, найденных в Кумране, Масаде, Наг-Хаммади и других местах, но считали их настоящими сокровищами, во многом «проясняющими историю библейского текста»: «По мере публикаций оставшихся текстов Мертвого моря можно ожидать, что они станут играть все возрастающую роль в воссоздании иудаизма эпохи Второго Храма» (Лоуренс Шиффман).

В отличие от евреев, христиане выстраивали церковную доктрину не на синтезе и плюрализме, а на разделении «свои-чужие» и гонениях на еретиков. Каждый раз, когда возникала опасность радикального преобразования церкви, последняя давала неверный ответ на исторический вызов — отвечала всплеском репрессий и фундаментализма. Как всегда случается в подобных случаях, многие еретические движения, такие как гностицизм, арианство, монтанизм, донатизм, филетизм, несторианство, монофизитство, пелагианство, ересь жидовствующих, становились более глубокими, мудрыми, дальновидными по сравнению с доктринальным путем, который предпочли «отцы церкви». Я убежден в том, что если бы вместо уничтожения ересей христианская церковь впитывала многие «крамольные» идеи, она вполне могла бы избежать нынешнего упадка, вызванного твердолобостью, доктринальностью и обрядовостью.

Кстати о том, насколько миру полезнее развиваться, нежели консервироваться, молча свидетельствуют руины византийской, российской и советской империй. Современный тупик во многом обусловлен неправильными ответами «отцов церкви» на исторические вызовы и их неспособностью адекватно реагировать на вышеуказанные исторические находки, подтверждающие ошибки тоталитарного института папства.

Движущая сила духа человеческого — сомнение, и даже вера дана нам для того, чтобы в ней усомниться. Все «неприступные крепости» пали еще в Средневековье, а доживший до наших дней догматизм проявил свою несостоятельность не только в политике, но и в науке. Как писал Пол Фейерабенд, «единодушие годится для церкви и тирании, разнообразие идей — методология, необходимая для науки и философии». Но, как будет показано в этой книге, единодушие точит даже церковь и тиранию — в отсутствии оппозиции гибнут великие империи и самонизвергаются тысячелетние религиозные доктрины и институты.

Присвоение церковью «права на истину» всегда чревато тоталитаризмом. Сознание христиан, что они обладают «истиной» и «правоверием», сделало их нетерпимыми. Уже Блаженный Августин учил, что еретиков должно вернуть к учению церкви силою. А