Последний викинг. Ярость норманнов - Сергей Степанов

Три года я ездил на альтинг и слушал рассказы о Гардарике, Стране Бьярмов, о варяжской дружине в Миклагарде, самом большом и богатом городе на свете. Мы узнали о том, как Харальд свергал греческих конунгов – повелителей мира, и отверг любовь императрицы Зои Могучей. Нас увлекали воспоминания о морских сражениях у берегов Сикилии и Африки, о паломничестве в Святую землю. И, конечно, нас охватывала алчность при описании несметных сокровищ, вывезенных из Восточных Стран. Мы слышали, что Харальд Суровый безмерно богат, что ни один человек в Северных Странах не имел столько золота, сколько он привез в крепких сундуках. Мы узнали происхождение этого несметного богатства. Харальд начальствовал над отрядом норманнов, охранявших покои греческого царя. Три раза менялись на троне владыки империи, и трижды Харальд и его люди обходили дворец в Миклагарде и брали все, что им приглянулось. Харальд тайно переправлял сокровища в Гардарику к конунгу Ярицлейву Мудрому, с чьей дочерью Эллисив он был обручен. Ярицлейв конунг сохранил все золото до последнего эйрира, и эти богатства помогли Харальду стать конунгом Норвегии.

Из воспоминаний старого дружинника родилась эта сага. На мою долю выпало немногое. Постаравшись с великим тщанием передать незамысловатую речь воина, я дерзнул лишь отчасти разнообразить ее подходящими скальдическими стихами и добавить несколько прядей о людях, которым не нашлось места в его повествовании. Я также счел своим священным долгом снабдить повествование надлежащими христианскими нравоучениями, ибо старый дружинник был даже не язычником, а скорее человеком, верующим только в свою тяжелую секиру.

В Исландии высоко почитают Харальда Сурового. Он хорошо относился к исландцам и ценил наших скальдов. Конунг помог нашему островному народу во время жестокого голода и совершил благочестивое деяние, прислав колокол для церкви, построенной по решению альтинга. Неудивительно, что, размышляя о том, как устроить свои дела, я обратил свои мысли к конунгу. Пришла пора обзавестись собственным хозяйством, для чего требовались немалые деньги. В век заселения Исландии каждый приехавший мог занять столько земли, сколько он был в состоянии обойти за один день с горящим факелом в руке, зажигая костры на границах своего владения. Женщине разрешалось присвоить земельное пространство, которое она обошла между восходом и заходом солнца, ведя на поводу корову. Но в наше время в Исландии не осталось свободной земли, пригодной для ведения хозяйства. Поэтому молодым исландцам вроде меня приходится покидать отечество в поисках лучшей доли. Я задумал послужить Харальду конунгу и снискать его расположение.

Перед отъездом я отправился на Стадный Холм, чтобы посоветоваться со старым дружинником. Он принял меня с честью, но предупредил, что не может замолвить за меня словечко, потому что находится в ссоре с конунгом. Я знал об этом, но слышал также, что могущественный повелитель столь милостив, что ищет примирения со своим бывшим дружинником. Говорили, что как-то Харальд Суровый велел передать ему просьбу прислать лисьих шкур, чтобы обтянуть свою постель. Халльдор сказал: «Состарился петух!», но все же выполнил просьбу конунга и послал ему великолепных черных лис, которых раздобыл в Стране Бьярмов.

Я спросил его, в чем состояла причина их размолвки, и дружинник поведал мне все без утайки. И хотя он всегда был бесстрастным, на сей раз его голос дрожал от обиды. Он рассказал, что в одну зиму на восьмой день Рождества людей конунга стали жаловать деньгами. Эти деньги назывались «Харальдовой чеканкой». Большую часть составляла в них медь, а серебра в них было не больше половины. Дружинник положил деньги на подол плаща, увидел, что они не из чистого серебра, и сбросил их в солому со словами: «В моей службе никогда не было такого обмана, как в деньгах, которые конунг пожаловал мне за нее. Видно, наши с конунгом пути разошлись». Вскоре он свернул свой спальный мешок и сел на торговый корабль, плывущий в Исландию.

Хозяин хутора на Стадном Холме сказал, что конунг зовет его к себе и обещает, что ни одного человека в Норвегии он не поставит выше него. Я спросил его, почему он не откликнется на приглашение конунга, и получил ответ: «Никогда больше я не поеду к Харальду конунгу. Мне его нрав известен. Я хорошо знаю, что он сдержал бы обещание: не поставил бы никого в Норвегии выше меня, если бы я к нему приехал. Потому что он велел бы вздернуть меня на самую высокую виселицу».

Признаюсь, что рассказ о деньгах Харальдовой чеканки несколько смутил мою душу, ибо я очень рассчитывал на щедрость конунга. Мне казалось, что, вывезя из Восточных Стран неслыханные сокровища, конунг мог бы достойно наградить верных ему людей. Тем не менее я не переменил решения и сказал, что хочу попытать счастья при дворе конунга. «Поезжай, – напутствовал меня дружинник. – Только будь осторожен, а то не заметишь, как лишишься головы!»

С этим напутствием я отправился в Норвегию. Было лето, двор конунга пребывал в Каупанге. Там я впервые увидел повелителя, чьи подвиги не давали мне покоя последние три года. Прежде всего меня поразили его величественная внешность и рост. Уверяли, что рост его составлял пять локтей, хотя в это трудно поверить, потому что в исландском локте считается восемнадцать дюймов. Несмотря на чрезвычайно длинные руки и ноги, конунг был хорошо сложен и статен. У него были светлые волосы, светлая борода, длинные усы, и одна его бровь была немного выше другой. Напрасно говорили, что он постарел. Ему не исполнилось и пятидесяти зим, и он пребывал в расцвете телесных сил.

Харальд конунг ласково встретил меня, ибо всегда любил исландцев. Я почтительно попросил его покровительства. Конунг спросил, не сведущ ли я в чем-нибудь, и мне пришлось призадуматься, ибо я больше любил слушать саги и висы, не уделяя внимания воинским забавам. Тогда я сказал, что знаю множество саг. Конунг милостиво изрек, что возьмет меня к своему двору, но я должен всегда рассказывать саги, кто бы ни попросил. Разумеется, я с радостью принял лестное предложение, и конунг подарил мне оружие и хорошее платье, чтобы мне не стыдно было появляться при его дворе.

Все лето, осень и первую половину зимы я рассказывал саги. Я начал с саги об Инглингах, божественных предках Харальда Сурового; продолжил сагой о Харальде Прекрасноволосом, первом объединителе Норвегии; поведал о его наследниках – Хаконе Добром и Харальде Серая Шкура, об Олаве, сыне Трюггве, погибшем на «Длинном Змее». Не умолчал об исландских делах и рассказал сагу о многолетней кровной мести, завершившейся великой Битвой на Пустоши между жителями северного и южного побережий. Познакомил я своих слушателей с деяниями святых отцов, принесших свет истинной веры в Северные Страны, хотя должен с прискорбием заметить, что дружинники куда охотнее слушали о конунгах, чем о святых отцах.

Множество саг было рассказано, но все же к светлому Рождеству почти все мои саги кончились. Я сказал конунгу, что у меня осталась только одна сага, но я не решаюсь поведать ее здесь. «Почему?» – удивился Харальд Суровый. «Последняя сага – о ваших походах за море, и мои опасения вызваны тем, что среди дружинников много свидетелей ваших подвигов и они будут смеяться, если я что-нибудь напутаю». Конунг сказал: «Это как раз та сага, которую мне всего больше хочется послушать. Не рассказывай ее до Рождества, люди сейчас заняты, но в первый день Рождества начни и расскажи немного, а я буду сдерживать тебя, так чтобы хватило на все Рождество. Большие пиры будут на Рождество, и мало будет времени сидеть и слушать».