Клиника С... - Андрей Шляхов

— Не очень, тем более что к невменяемым я не отношусь.

— Вот и славно.

Алла Анатольевна допила остывший кофе и удивленно посмотрела на сидевшего напротив Моршанцева.

— У вас есть какие-то вопросы, Дмитрий Константинович?

— Нет.

— Тогда идите домой, хватит с вас на сегодня.

— Но ведь рабочее время еще не закончилось, — Моршанцев сверил наручные часы с висевшими над дверью.

— У нас работают не от звонка до звонка, а столько, сколько требуется. Сегодня у вас первый день, обилие впечатлений, вот и ступайте домой их переваривать…

Поездка на автобусе до метро добавила впечатлений, только на этот раз несколько отвлеченных.

— Она мне говорит: «У вас в Екатеринбурге недавно открыли филиал нашего института. Почему бы вашему мужу не обратиться туда?» Ага! Обратись! Туда без денег и соваться нечего! — громко, на весь салон, возмущалась «астая» дама, сидевшая впереди Моршанцева.

Слово «астая» Моршанцев придумал еще в школе для обозначения женщин, обладающих избытком форм. Грудастая, задастая, щекастая — все это вмешалось в одно емкое слово. Самому Моршанцеву нравились изящные, субтильные женщины и непременно — с большими доверчивыми глазами. Избыток форм, на его взгляд, отдавал вульгарностью, а за маленькими глазками крылись коварство и расчетливость.

— Без денег сейчас вообще ничего сделать нельзя, — поджала губы собеседница, горбоносым профилем походившая на хищную птицу, — везде давать приходится.

— Так давать-то я готова! — колыхалась «астая». — Вопрос — сколько! У нас мне назвали какие-то бешеные цены! За госпитализацию без очереди — тридцать тысяч, за операцию — семьдесят…

— Семьдесят? — недоверчиво ахнула горбоносая.

— Это только хирургам! — уточнила «астая». — Анестезиолог и послеоперационное пребывание в реанимации оплачивается отдельно. Я прикинула — на круг вышло не меньше ста пятидесяти. Сестрам, то да се… Вот мы и решили попробовать лечь в Москве, мы же российские граждане с полисами! Я ей так все и объяснила.

— А она?

— А она улыбнулась с такой вот ехидцей и говорит: «Все же я вам советую лечиться по месту постоянного проживания. У нас очереди еще длиннее и все вопросы решать гораздо сложнее. Не теряйте время попусту». Вы понимаете?! Нет, вы понимаете?! Прямо так вот, в лоб, дала понять — валите обратно, у нас еще дороже! А откуда у нас такие деньги? Мы всю жизнь работали, но, кроме болячек, ничего не заработали. Раньше все по-другому было…

Часть пассажиров мгновенно заглотнула брошенную наживку и принялась восхвалять благословенные былые времена, когда на шестой части суши текли меж кисельных берегов молочные реки. Сразу же нашлись оппоненты, вспомнившие ГУЛАГ, репрессии и железный занавес. Моршанцев поспешил вытащить из кармана наушники, подсоединить их к телефону и врубить музыку на полную громкость.

Well I hope that I don't fall in love with you

'cause falling in love just makes me blue,

Well the music plays and you display

Your heart for me to see,

I had a beer and now I hear you

Calling out for me

And I hope that I don't fall in love with you…[2]

Tom Waits, «I Hope That I Don't Fall In Love With You»

Ехать в компании с Томом Уэйтсом было приятно. Моршанцев прикрыл глаза, чтобы не видеть разгоряченных спором лиц своих попутчиков, но быстро спохватился, что может проехать свою остановку, и стал смотреть в окно. Когда он (уже без «таблеток» в ушах) выходил из автобуса, в салоне царил мир — все дружно ругали Горбачева. Почему-то почти всегда споры противников и сторонников советского строя именно этим и заканчиваются, хотя, по логике вещей, противникам положено его любить за то, что он расшатал и развалил Советский Союз, а сторонникам, соответственно, ненавидеть. Однако же вот, парадоксально, но факт — ненавидят и те, и эти. Скорее всего потому, что люди вообще не любят перемен и переносят эту нелюбовь на тех, кто их в перемены втягивает.

У медали под названием «жизнь», вручаемой нам непонятно за какие заслуги, две стороны. И как ни крути, как ни верти, как ни бейся — их все равно будет две. Если плохо — то не очень, если хорошо — то не совсем. Инь и Ян, гармония мироздания.

С одной стороны, Валерия Кирилловна имела все основания для того, чтобы гордиться собой и считать, что жизнь удалась. Заместитель директора НИИ кардиологии и кардиососудистой хирургии по лечебной работе — это фигура крупного масштаба, поважнее иного главного врача. Да что там главного врача! Статус директора института неофициально приравнивается к статусу заместителя министра, так что Валерия Кирилловна не без оснований ставила себя на одну ступеньку с министерскими директорами департаментов. Шутка ли — такой институт! Институтище! Два десятка корпусов! Шесть филиалов, седьмой строится! Три с половиной тысячи сотрудников, среди которых двести одиннадцать докторов наук и двадцать восемь академиков! Махина! Государство в государстве!

А с другой стороны — не все так здорово. Статус статусом, а доходы не бог весть какие, потому что конвертики с ежемесячной данью проходят мимо Валерии Кирилловны, попадая из рук заведующих отделениями прямиком в директорский карман. Да и вообще всегда все хорошее достается директору, а заместителям только хлопоты да проблемы. Как в той сказке про мужика и медведя — одному вершки, а другому корешки. Если ожидается, что на министерской коллегии институт станут ругать, то на коллегию едет Валерия Кирилловна, если же хвалить — то едет Сам, Всеволод Ревмирович Каплуненко. Он никогда не упустит шанса искупаться в лучах похвал и славы. А если вникнуть и разобраться, то на ком держится вся лечебная работа, а? Правильно — на Валерии Кирилловне. Она как ломовая лошадь — сколько на нее ни навали, все потянет-вытянет, любую ношу.

Валерия Кирилловна и в мыслях не держала подсиживать директора института, чтобы самой сесть в его кресло. Понимала разницу в масштабах, да и вообще такие пакости были не в ее характере. Но вот стать директором филиала она бы не отказалась. Где-нибудь в Екатеринбурге, в Калининграде или в родном Саратове (далекие Хабаровск с Красноярском не рассматривались). Лучше быть первой девушкой на деревне, чем вечным вторым, а если разобраться, то и не вторым — пятым, наверное, в городе. Директор филиала — центровая фигура, царь и бог местного значения. К директорам ведь не только конвертики с деньгами ежемесячно стекаются. Есть у них и другие финансовые потоки, из которых при известной осмотрительности и умении вести дела можно черпать постоянно.