Тарантелла, или Танцы с пауками - Анна Дубчак

— Отлично. Ты молодец, Наташа. Я просто восхищаюсь твоим умением жить…

— Обо мне потом. Подвинься, я присяду рядом. — Она, устроившись у стенки на диване, прикрыла ноги одеялом и приготовилась слушать. — Ты вот лежишь здесь, совсем рядом со мной, а мне все не верится, что это не сон…

— Ты спрашивала, откуда у меня эти отметины на теле? — вдруг спросила Люся. — Так вот: я не знаю. Со мной стало что-то происходить… Понимаешь, я веду довольно замкнутый образ жизни. Кроме школы и дома (а мне дали однокомнатную квартиру в самом центре Вязовки), я навещаю иногда одну женщину, старую учительницу Зосю… У нее такое имя, потому что она наполовину полька. И все.

— Как это все? Ты хочешь сказать, что у тебя нет парня? Может, ты еще девственница?

— Тебе смешно? Но что ты скажешь, когда я тебе отвечу: не знаю. Я не знаю, девственница я или нет, потому что еще месяц тому назад точно была девственницей… У нас была комиссия, знаешь, как это называется: поголовная диспансеризация… Брали анализы, осматривали для профилактики…

Так вот, гинеколог даже пошутила, сказала, что я на всю Вязовку, наверное, одна девственница-то и осталась. Мы еще с ней посмеялись. Но месяц тому назад со мной стало происходить что-то странное… Однажды я проснулась и обнаружила, что моя губа вздулась, словно ее кто прокусил… И розовые пятна на груди, вот как те, что ты видела, только посветлее… Да и тело словно чужое. А еще.., небольшое кровотечение…

— Ты обращалась к врачу?

— Да. Я пошла к нашему терапевту, который, правда, у нас и за хирурга, и за гинеколога, и все-все… Он осмотрел меня — очень вежливый мужчина — и сказал, что у меня все в порядке. Что это просто временная дисгармония, вызванная повышенным давлением.

Прописал мне какие-то таблетки… Но дальше — хуже! Уже на следующий день я проснулась с ощущением, словно меня всю ночь пытали или, во всяком случае, ходили по мне ногами. Тело болело, губы горели, а на плечах появились новые пятна… Я снова пошла к доктору, спросила, может, это какая инфекция…

— Ну и что?

— Никакой инфекции. Он сказал, что это на нервной почве, и снова выписал мне лекарства. И все прекратилось. Но прошло еще две недели, и этот кошмар повторился… И тогда я не выдержала и приехала к тебе. Ты извини, что не предупредила тебя о своем приезде, но я до последней минуты не была уверена в том, что поеду… Я не знала, как тебе все это рассказать… Скажи, это звучит странно?

— Почему странно-то? Любая другая девушка на твоем месте повела бы себя таким же образом. Мне лично кажется, что все дело в твоей заторможенности. Ты не обижайся на меня, пожалуйста, но тебе уже давно пора жить нормальной половой жизнью. Природа требует свое. Ты согласна со мной? Разве тебе не снятся эротические сны?

— Снятся, конечно… Но все так неопределенно. Я не видела во сне ни одного знакомого мужчины. То приснится целая рота солдат, которые насилуют меня (и хотя я этих ощущений знать не могу, возбуждаюсь сильно), то снится больница, и какой-то человек хочет сделать мне операцию… И вот эти больничные запахи, этот гулкий и длинный коридор, по которому я иду, чтобы найти того, кто должен сделать мне операцию, — все это действует на меня тоже возбуждающе… Но пойми, Наташа, там, где я живу, даже отдаться-то некому! Я не шучу. Есть, конечно, молодые парни, но они либо алкоголики, либо слишком молодые… А женатые мужчины все какие-то немытые — мужики, словом…

— Я так и знала. Тебе надо срочно уезжать оттуда. Ты только дай мне свое согласие, и я помогу тебе.

— Но как?

— Я же сказала, попрошу Бланш устроить тебя на мое место и подыщу тебе квартиру.

— Я не смогу оплачивать ее…

— Я тебе помогу. Вернее, мы с тобой что-нибудь придумаем. Здесь, в городе, ты скорее сможешь найти себе мужа. Но только в этом я тебе не помощница… Я тебе такого насоветую, всю жизнь расхлебывать будешь…

— Ты себя, по-моему, недооцениваешь. Глядя на Игоря, такое не подумаешь. Он кто?

— А ты как думаешь?

— Да я вот весь вечер слушала его, смотрела, думала, что он хоть как-то проговорится о своей работе, но так ничего и не услышала.

— Да, это хорошее качество. Я знаю, некоторые люди только и говорят, что о своей работе…

— Так кто он?

— Прокурор.

— А если серьезно?

— Тогда клоун.

— Веселая ты, Наташа… Он кто, бизнесмен и тоже занимается акциями, как и ты?

— Он прокурор, Люся. Прокурор города.

— Такой молодой?

— Да. У него ужасная работа, поэтому надо только благодарить Бога за то, что Логинов не страдает манией величия и не зациклен на своей работе… В том смысле, что лишний раз старается не говорить о ней.

— Кто бы мог подумать… Вот это мужчина!

— Между прочим, у него есть друг. Его зовут Сергей. Хороший парень, я бы вас познакомила, но это будет выглядеть как-то неестественно. Зато и за него, и за тебя я была бы спокойна. Вы были бы прекрасной парой. Но знакомить вас не буду. Пусть все идет, как идет. Ты согласна со мной?

— Абсолютно. Знаешь, я вот сейчас с тобой поговорила, и мне как-то легче стало…

— Я, честно говоря, не могу себе представить, как ты там живешь. Да и вообще, какие у вас там развлечения?

— Никаких. Совершенно. Но вообще-то в Вязовке в последнее время происходит что-то очень страшное… Осенью в лесу нашли нашу медсестру.. Ее убили и закопали. Молодая, интересная девица… Никто ничего не видел, никто ничего не знает… А спустя пару дней в пруду всплыли два трупа: поварихи Надьки Орешиной и шофера Аверьянова.

— Ну и ужасы ты рассказываешь… Давай лучше спать. Утро вечера мудренее. Хотя я и сейчас тебе скажу… Можешь, конечно, смеяться надо мной, но мне после твоих рассказов захотелось в Вязовку. Представляю, какая там тишина и как много снега… Я еще ничего не решила, но ты мне все-таки скажи: ты не будешь против, если я погощу у тебя? Насчет своих проблем — не переживай, я все устрою. Но деревня, Вязовка — это такая экзотика!

— Ты что, серьезно?

— Вполне. Но только после Нового года.

Вот поговорим завтра с Бланш, найдем тебе приличную квартиру и поедем… Я заодно помогу тебе собраться. В противном случае ты так и останешься старой девой, а к пятидесяти годам, глядишь, отдашься какому-нибудь алкоголику-комбайнеру..

Андрей постучал в дверь и очень удивился, когда ему никто не открыл. В десять часов Люба всегда бывала дома. Он обошел по скрипучему снегу дом и заглянул в окна: светятся, но никакого движения нет. Не видно теней за занавесками, не слышно Любиного смеха…

А ведь дом заперт изнутри. Вязовка спала.

Люди здесь ложились спать рано. Голубоватый снег, казалось, отражал самый нежный тон зимнего ночного неба, усыпанного звездами. Но Андрей ничего этого не замечал. Он должен был непременно попасть в дом и убедиться, что Люба там одна. Люба Прудникова, 20-летняя доярка, несмотря на свою грубую работу, всегда выглядела как артистка. Высокая, полногрудая, с длинными тонкими стройными ногами, она привлекала внимание всего мужского населения Вязовки. Или даже двух Вязовок: Нижней и Верхней, разделявшихся небольшой речкой (тоже, кстати, Вязовкой), но соединявшихся недавно построенным бетонным мостом. Люба, как и мост, тоже соединяла мужчин, но в основном для драки. Потеряв надежду выйти замуж за Ванеева, нынешнего директора вязовской птицефабрики, она просто пошла по рукам. И вот насколько ее любили местные мужчины, которым она редко отказывала в своей благосклонности, настолько ее ненавидели женщины. Ревность, помноженная на зависть природной, данной ей Богом красоте, оказалась страшной силой. Никто из женщин не хотел работать с Любкой. Куда бы она ни устроилась, ее всячески пытались вытеснить, а то и просто говорили в лицо: уходи, мол, ко двору не пришлась. И только на молочной ферме, где всегда не хватало практически дармовых рабочих рук, Любка задержалась. Но работала не напрягаясь, частенько отлучаясь то в магазин, то домой, а то и в поле или лес…