Игрушка для хищника - Кира Шарм

А дальше… Дальше я ослепла от выстрелов.

Не знаю, какой инстинкт во мне сработал, — я даже не помню, как повалилась на пол, зажимая голову руками.

— Да что это… — выкрикнула Лидка, — но закончить не успела. Ее прошила очередь, — и подруга повалилась рядом со мной, заливая пол и меня кровью.

Остался только шок от безжизненных глаз подруги и вой, который не вырвался, загнался обратно в горло и начал распирать.

Я так и не рискнула доползти туда, где можно было укрыться, — понимала, что пусть и нужно преодолеть все пару метров, но шансов не успеть намного больше.

Да, меня, по сути, прикрывало Людкино тело, принявшее еще несколько пуль и дернувшееся так жутко, что я заледенела.

Закрыла глаза — чтобы не видеть, иначе просто прямо здесь сойду с ума.

Не зная, чего мне больше хочется, — чтобы это закончилось или чтобы закончилось для меня побыстрее, — как с ней.

А после, когда все стихло, тот самый человек, — единственный, которого я успела рассмотреть и ставший причиной и началом всего этого кошмара, просто подошел ко мне и, резко рванув, забросил себе на плечо.

— Я ни при чем… — зачем-то, с какой-то отчаянной надеждой, что меня все-таки отпустят, начала лепетать я. — Я не знаю всех этих людей, я не с ними… Отпустите…

— Заткнись, — жестко ответил он и сжал мне горло.

Он швырнул меня в машину, сам усевшись на переднее сидение.

А я…

Я даже боялась поднять на него глаза, — только рассматривала огромные, невозможно огромные крепкие руки на руле, со вздутыми венами, с ужасом понимая, что этим рукам ничего не стоит раздавить мне горло.

Кажется, он был спокоен, — и это после всего, что только что случилось! По крайней мере, дыхание его оставалось ровным.

Украдкой перевела взгляд на лицо, — действительно спокойное, как будто высеченное из мрамора, — вот ни одной эмоции.

Такое же неестественно огромное, как и все остальное в нем, — широкие скулы, уверенный подбородок… Он мог бы показаться красивым, если бы не то, кем он был. От таких мужчин задыхаются, глядя на них. Но рядом с этим можно было задохнуться только от ужаса.

Он повернулся ко мне, — и я сжалась еще сильнее. Его глаза, стоило только им скользнуть по моему лицу, полыхнули … Яростью? Чем-то темным, опасным, обжигающим. Никогда не видела такого взгляда.

— Тихо сидеть, — бросил он. Вроде и негромко, но у меня все внутри перевернулось от этого голоса.

И от того, как он начал буравить мое лицо полыхающим взглядом еще больше потемневших черных глаз.

Вот как будто физически его чувствую, — обжигает, елозит, шершавым колючим прикосновением ведет по коже, от лба по щекам, до подбородка и снова возвращается к глазам, вспыхнув еще сильнее.

— И не дергайся, — голос звучит спокойно, но я замираю так, что даже дрожать перестаю.

И внутри разрастается понимание, — лучше не дергаться. Не просить, ни о чем не спрашивать, — а и правда, сжаться и вести себя так, как будто меня здесь нет. Будто я кукла неживая, — иначе очень скоро так и будет.

Он навис надо мной, и я закрыла глаза от ужаса.

Но огромные руки только пристегнули ремень безопасности, и…

Мне на голову накинули мешок.

— Руками не дергай, чтобы не связал, — полыхнул мне прямо в ухо его ледяной голос вместе с обжигающим дыханием. И рука снова сжала мое горло.

Я только кивнула, так и не раскрывая глаз.

Не знаю, сколько мы ехали, — время сжалось для меня в один миг кошмара.

Кошмара, в котором, как подсказывал мне разум, я, хотя бы могла вздохнуть, — ведь все самое страшное случится после того, как машина остановится.

Услышит ли меня этот человек?

Где-то внутри все же поднималась слабая надежда, — меня с кем-то спутали. И сейчас он просто слишком разгорячен этими убийствами и перестрелкой. А после… Может, когда остынет, то поймет, что я — совсем не та, кто ему нужна?

Но эта надежда была такой наивной, что даже мне самой было смешно.

Никто не станет разбираться, — понимала я.

Меня просто увезли, как живое мясо, — и наверняка то же самое случилось и с остальными девчонками.

Директор интерната с его гостями — просто младенец по сравнению с этими людьми. А, значит, самое худшее ждет меня, когда эта дорога закончится…

Машина остановилась так же резко, как и сорвалась с места.

Рука, запястья которой шире, чем мое горло, схватила меня за плечо и поволокла вперед, периодически подталкивая в спину.

А после меня швырнули на каменный пол, — счастье, что я успела выбросить вперед руки, — тоже, совершенно рефлекторно, едва ощутив, что лечу.

— Можешь снять мешок, — раздался его голос.

И, сбросив с лица эту тряпку, я начала пятится к стене, видя, что от его спокойствия не осталось и следа. Передо мной был зверь. Рычащий, сверкающий глазами, тяжело и жадно дышащий, и… Неуклонно наступающий на меня.

* * *

Опомнившись, я вскочила на ноги.

Сейчас — совсем не время переживать шок!

Возможно, эти несколько минут передышки — единственные, когда можно еще как-нибудь спастись.

Бросилась к двери, несмотря на звуки выстрелов, — может, пронесет, а, может, поймать пулю — не самое худшее в моей ситуации? В том, что последует дальше и в том, что после всего этого я вряд ли останусь в живых — я уже не сомневалась. Наверняка этот больной будет меня держать здесь и насиловать до тех пор, пока не убьет! Или не отдаст потом на растерзание остальным!

Но дверь оказалась заперта.

Я почти взвыла, — разве он мог успеть? Да и щелчка я не услышала…

Но все же — смог.

Несколько раз еще изо всех сил дернув, поняла, что это — напрасно. Ее не заело и не заклинило, — она действительно заперта.

Обхватив себя руками, я медленно, по всему периметру отправилась изучать помещение, трогая руками стены.

Темно. Слишком темно, — но я все же надеялась что-то нащупать.

Разве может быть так, чтобы не было ни единого отверстия, никакой щели наружу?

Даже в подвалах и бункерах они должны же быть!

Но я лишь стерла себе пальцы о шершавые каменные стены.

Ничего. Ни одной щелочки. Ни единого просвета.

И даже если из всех перестреляют — вряд ли мне это поможет.

Вдруг никто не догадается заглянуть сюда?

Тогда я просто погибну от жажды…

* * *

Время замирает в темноте.