Чародей - Трой Деннинг

перед советом и определились со стратегией, но Галаэрон подозревал другое объяснение, гораздо более угрожающее. Он наклонился к Рухе и почувствовал, как бронированная рука Пурпурного Дракона схватила его за плечо.

— Милорд, — прошептал солдат. — Я думаю, принцесса хотела, чтобы вы сидели в своем кресле.

— Как я и делаю. — Хотя Галаэрон ответил дружелюбным тоном, все, что он мог сделать – это не проклинать его вслух. Если он был прав, а он был прав, то последнее, что ему нужно, так это привлечь к себе внимание этого мужлана.

— Я только хотел поблагодарить арфистку Руху за ее поддержку.

Руха подняла на стражника свои подведенные глаза и сказала:

— Галаэрон не причинит мне вреда.

Солдат подозрительно посмотрел на нее, затем угрюмо кивнул и отпустил плечо Галаэрона. Руха посмотрела на эльфа и, пока Алусейр и Морнгрим продолжали свой спор более горячими тонами, ждала.

— Спасибо, — сказал Галаэрон. Это было все, что он осмелился сказать, по крайней мере, с одним из них, скрывающимся где-то в комнате, подслушивающим совет и манипулирующим его мысленными рабами.

— Боюсь, я потерял контроль над собой.

Руха нахмурила черные брови и ответила:

— Учитывая то, что было сказано, я подумала, что ты хорошо держишь свою тень в узде.

Галаэрон продолжал смотреть на нее, пытаясь придумать какой-нибудь другой способ передать свои подозрения, не привлекая внимания того, кто за ними следил. Ирреф и Альдувар присоединяли свои голоса к голосу Морнгрима, протестуя против того, что Алусейр тратит драгоценное время совета на бессмысленное упражнение воображения.

— Галаэрон, — спросила Руха, — есть что-то еще?

— Нет, — сказал он.

Если бы только она понимала язык пальцев; а так он начинал бояться, что ему придется использовать свою собственную магию, чтобы спасти совет.

— Это все.

Руха кивнула, немного неуверенно, и снова повернулась к совету.

Галаэрон сидел, ерзая, погруженный в свои мысли, пытаясь придумать какой-нибудь другой способ сделать то, что было необходимо. Прошло почти два месяца с тех пор, как он в последний раз произносил заклинание. Конечно, он мог бы сотворить даже не очень сложное заклинание. Это было просто отречение, чтобы раскрыть шпиона, который, как он знал, скрывался где-то в зале совета, вкладывая слова в уста жителей Долин. Конечно, ему придется использовать теневую магию; он уже не был уверен, что сможет использовать обычную магию, но теневая магия все равно была лучше против фаэриммов. Обычные заклинания имели тенденцию рикошетить от их устойчивых к магии чешуек, но магия теней всегда срабатывала. При мысли о том, чтобы снова прикоснуться к Теневому Плетению, по телу Галаэрона пробежала дрожь предвкушения. Он почти чувствовал, как холодная сила поднимается сквозь него, утоляя жажду, которая росла в течение двух месяцев. Одно простое заклинание не принесет никакого вреда. Вряд ли это придаст его «теневому я» силы полностью одолеть его, во всяком случае, ненадолго, и он должен разоблачить шпиона, не так ли? Он должен был заставить совет понять, что слова жителей Долины были словами врага, что фаэриммы пытались расколоть союз.

Не проходило и дня, чтобы Галаэрон не находил столь же убедительной причины нарушить свою клятву и обратиться к Теневому Плетению. Искушение всегда было здесь, всегда ждало момента слабости, всегда приглашало его на темную тропу, но ему достаточно было вспомнить Валу, чтобы устоять, подумать о ней, порабощенной во дворце Эсканора в Шейде, и представить надругательства, происходящие с ней каждую ночь в постели принца. Именно тень Галаэрона убедила его бросить ее там, наполнила его мысли таким количеством горьких подозрений, что он в конце концов сдался тьме и поклялся отомстить женщине, которая никогда не выказывала ему ничего, кроме любви. Это была ошибка, которую он не собирался повторять, даже если это будет стоить ему жизни. И если Руха пообещает не дать ему снова поскользнуться, это вполне возможно. Она наблюдала за ним краем глаза, ее мысли были скрыты за бединской вуалью, но ее рука была недалеко от изогнутого кинжала, торчащего из-за пояса. Во второй раз за последние несколько минут Галаэрон пожалел, что ведьма не понимает язык пальцев, но потом понял, что в этом нет необходимости. Он поймал ее взгляд, затем опустил взгляд на свои колени, где провел пальцами по жестам магии, которую хотел, чтобы она сотворила. Хотя он и не пытался что-либо сотворить, сам акт совершения движений наполнял его сильным желанием открыться Теневому Плетению. Глаза Рухи расширились, и она выглядела так, словно могла протянуть руку, чтобы вмешаться. Галаэрон остановился на середине наложения, затем начал снова. Руха, казалось, расслабилась. Он продолжил жест, стараясь сделать каждый элемент медленным и точным, чтобы у нее не возникло проблем с расшифровкой того, что он делает. Когда проблеск узнавания появился в ее глазах, он остановился и посмотрел через стол в сторону жителей Долин, которые теперь притворялись, что не понимают истинной природы вопроса Алусейр.

— Предположим, что если бы шадовары попытались освободить фаэриммов под Тархалдейлом, то не было бы никаких проблем, — говорил Морнгрим. — Сауриалы слишком умны, чтобы пробить Стену Шарнов.

Не используя свою собственную магию, Галаэрон не мог быть уверен, что шпион фаэриммов находится где-то рядом с его мысленными рабами, но это казалось хорошим местом для начала. Он оглянулся и увидел, что Руха изучает Морнгрима почти слишком пристально, руки ее лежат на коленях, а вуаль слегка колышется, пока она шепчет заклинание.

— Очень хорошо, лорд Морнгрим, вы победили, — сказала Алусейр со своего конца стола. — Вы совершенно ясно дали понять, что Земли Долин не заинтересованы в том, чтобы винить в наших бедах кого-либо, кроме Эверески. А теперь не могли бы вы объяснить, почему? Я не понимаю, на что вы надеетесь.

Улыбка Морнгрима была такой деревянной, что походила на гримасу.

— Ваше высочество, Земли Долин не заинтересованы в том, чтобы кого-то обвинять. Мы просто хотим указать…

Когда Руха встала, его прервали последние слоги бединского заклинания. Используя элементальную магию своего родной пустыни Анаврок, она брызнула в его сторону несколькими каплями воды. Резкий треск пронесся по комнате, и под потолком над и за спинами жителей долин вспыхнула яркая вспышка. Галаэрон мельком увидел знакомую, покрытую шипами форму конического тела фаэримма, и существо исчезло, исчезло почти в то же мгновение, как появилось. Зал взорвался диким шумом криков и лязга, когда стражники бросились вперед. Несколько посланников, в первую очередь Кориан Хованай из Сембии, нырнули под стол. Другие