Веспасиан. Фальшивый бог Рима - Роберт Фаббри

— Мне нужно вознаграждение. У меня на это имеются свои причины.

Сабин презрительно фыркнул.

— А ты, я смотрю, человек с убеждениями. Скажи мне, зачем тебе это — чтобы я понял, что это не западня.

Иуда несколько мгновений в упор смотрел на него, затем медленно отвернулся.

— Мне ничего не стоит подвергнуть тебя пыткам! — пригрозил Сабин, теряя терпение.

Как посмел этот еврей выказывать неуважение представителю римской власти?

— Ты не можешь этого сделать, квестор, — поспешил вмешаться Павел. — Тем самым ты оскорбишь Кайафу и храмовых жрецов, которые просят твоей помощи в поимке смутьяна и богоотступника. Сейчас, когда по случаю Пасхи в городе собралось более сотни тысяч паломников, Риму нужна поддержка жрецов, если вы хотите сохранить в Иерусалиме порядок. У нас и так уже в последние дни произошёл один бунт.

Сабин гневно посмотрел на коротышку-еврея.

— Как ты смеешь указывать мне, римскому квестору, что я могу, а что нет? — вскипел он.

— Он прав, господин, — успокоил его Лонгин. — Не стоит отказывать жрецам в их просьбе. Здесь это не принято, тем более, что мы обязаны им.

— Это чем же?

— Сразу после беспорядков, которые учинил этот Иешуа, они передали нам убийц троих легионеров. Один из них, тоже Иешуа, но только бар Аббас, популярен в народе почти так же, как и его тёзка. Префект приговорил вчера всех троих. Казнь должна состояться завтра.

Сабин понял: Лонгин, похоже, прав. Ему ничего не остаётся, как пойти навстречу просьбе Кайафы. Он мысленно проклял Пилата за то, что тот напился и теперь он, Сабин, должен выполнять его обязанности. Однако поразмыслив, пришёл к выводу, что напиться префекта заставила невыносимая обстановка, которая сложилась в провинции.

— Ну ладно, — рявкнул он. — Передайте Кайафе, что вы можете арестовать смутьяна.

— Он просит выделить нам римского офицера, чтобы тот сопровождал нас, — ответил Павел. — Без него у нас не будет необходимых полномочий.

Сабин посмотрел на Лонгина. Тот кивнул в знак согласия.

— Хорошо, я пойду с вами. Где мы встретимся?

Павел посмотрел на Иуду.

— Скажи ему.

Сикарий поднял голову и презрительно посмотрел на Сабина.

— Мы соберёмся на наш пасхальный ужин в верхнем городе. В комнату ведёт только одна лестница, чтобы было легче её защищать. Собственно, по этой причине на это помещение и пал выбор. По завершении ужина у нас состоится встреча с новообращёнными, но уже за стенами города. Жди меня у Овечьих ворот в начале второй стражи. Я отведу тебя к нему.

— Почему бы не схватить его прямо на улице, когда он выйдет из комнаты?

— В Гефсимане будет тише.

* * *

— Ты позволил храмовой страже взять этого смутьяна! — взревел на Сабина всё ещё пьяный префект Пилат, еле ворочая языком. — Чтобы его судили такие же евреи, как он! Ты допустил, чтобы его вооружённые прихвостни разбрелись по всем сторонам, творя свои злодеяния, какие только взбредут в их безумные головы. И это когда этот грязный город кишмя кишит самыми оголтелыми фанатиками, свалившимися на наши головы вместе с этой мерзкой провинцией!

— Как только они схватили Иешуа, храмовая стража отпустила смутьянов. Одному из них капитан стражи отрезал половину правого уха, и они не посмели ввязаться в драку. Со мной же не было других солдат.

— Это почему же?

Пилат в гневе вытаращил налитые кровью глаза. Его красный нос пьяницы пылал, как щипцы для клеймения скота. По одутловатым щекам катились капли пота. Отчёт Сабина об аресте Иешуа расстроил его — и это ещё мягко сказано. Трое его гостей молча потягивали вино. Пилат тяжело опустился на пиршественное ложе и потёр виски. Затем потянулся за кубком, мигом его осушил, швырнул обратно на стол и, злобно посмотрев на Сабина, повернулся к элегантному, средних лет мужчине, возлежащему на соседнем ложе.

— Ирод Агриппа, мне нужен твой совет. Квестор позволил этому смутьяну перехитрить нас.

Ирод Агриппа покачал головой, тряхнув при этом напомаженными кудрями, свисавшими почти до его коротко стриженой бороды, образуя подобие пышной рамы вокруг худого лица. Кстати, само лицо с твёрдой линией рта можно было бы назвать красивым, если бы не крупный, крючковатый нос, торчавший, словно ястребиный клюв, между тёмных, пронзительных глаз.

— Ты прав, префект, — произнёс он, нетвёрдой рукой поднимая кубок, чтобы раб снова наполнил его вином. — Жрецы попались в ловушку Иешуа, даже не... — он не договорил, так как раб плеснул вина на его дрожащую руку. — Евтих! От тебя пользы не больше, чем от квестора. Убирайся отсюда!

Сабин стоял, хмуро глядя перед собой, и даже не пытался скрыть, что Ирод ему неприятен.

— В нашей стране такая некомпетентность стоила бы квестору глаз, — произнёс лежавший справа от Пилата другой гость — тот, что постарше, и погладил длинную, курчавую бороду.

Ирод бросил вслед рабу кубок.

— К сожалению, Синнацес, в отличие от Парфии, здесь они лишены свободы раздавать идиотам заслуженное наказание.

Сабин бросил на Ирода полный ненависти взгляд.

— Хочу напомнить тебе, еврей, что я сенатор. Так что придержи язык, — он повернулся к Пилату. — Жрецы предложили нам арестовать смутьяна, а поскольку ты не желал браться за это дело, так как у тебя имелись другие дела, мне ничего не оставалось, как действовать на свой страх и риск.

— Не было у меня никаких «других дел». Я был пьян, а сейчас я ещё пьянее. Но даже в таком состоянии я бы догадался притащить этого безумца сюда и посадить под арест, и не оставил бы его евреям. И мне наплевать, сколько еврейских жрецов я бы тем самым обидел. Если на то пошло, мне вообще наплевать на них всех, квестор. Ты слышишь меня? Наплевать!

— Теперь его будут судить жрецы и признают его виновным, потому что это в их интересах, — возразил Сабин.

— Они его уже судят и пытаются приговорить к смерти. Скажу больше, они так из кожи вон лезут, что нарушили даже пасхальный шаббат, лишь бы только осудить его уже сегодня. Кайафа прислал мне записку, в которой просит меня рано утром прийти во дворец, чтобы я подтвердил их приговор, прежде чем они забьют его камнями.

Сабин растерянно посмотрел на своего начальника.

— Тогда в чём проблема?

Пилат сокрушённо вздохнул и закрыл глаза. Откинув голову назад, провёл обеими руками по волосам.

— Ты новичок в этой заднице мира. Ну, хорошо, я сейчас попробую объяснить тебе всё в простых словах, — произнёс он, всем своим видом давая понять, кто он такой. — По твоим собственным словам, как ты пишешь в рапорте, Иешуа сам организовал свой арест. Он подослал Иуду, чтобы тот сдал его жрецам, потому что хотел, чтобы те признали его виновным. Евреи, а не мы. И всё потому, что его популярность среди черни так велика, что он надеялся, что народ восстанет против жрецов и всех иерархов храма за то, что те приговорили его к смерти, а также против Рима, за то, что мы подтвердили этот приговор. Всего одна грубая ошибка с твоей стороны, и Иешуа сумел бы вбить клин между чернью и единственной властью, которую та признает, — жрецами, которые своим положением обязаны Риму и в случае мятежа ничего не выиграют, а скорее, потеряют.