Шпионы и все остальные - Данил Корецкий

Но из каждого правила есть исключения, одно из которых и вознесло Валентина на верхний этаж власти. Его забрали в столицу без всяких протекций, без «барашка в бумажке», и даже при нормальной сексуальной ориентации. И он оправдал ожидания, а потому задержался в Москве, пил элитный виски и не платил за дорогущий номер.

– Только все свежие идеи давным-давно потеряли свежесть, – меланхолично сказал он, продолжая щелкать кнопками в поисках чего-то интересного. – Можно, конечно, придумать заговор… ЦРУ, проплаченная оппозиция и все такое… Народ это любит.

– Не годится, – Сулимов подошел к окну и с высоты восьмого этажа смотрел на Москву-реку, на чешуйчатый купол храма Христа Спасителя, на бегущие по Большой Якиманке машины – некоторые из них, может быть, ехали как раз в Кремль. Хотя вряд ли: все такие машины Кирилл хорошо знал.

– Можно раскрыть подготовку покушения… Народ любит пострадавших. Или тех, кто мог пострадать…

– Не годится, – повторил Кирилл.

– Почему?

– Крупные выборные кампании начнутся не скоро. А то, что ты предлагаешь, – разовые акции. Пик интереса, потом он сглаживается, сходит на нет, и даже круги расходятся. Нужна идея долгосрочного проекта.

– Да понимаю я, понимаю… Только в голову ничего не приходит! – Крыгин потер виски, еще больше растрепав и без того лохматые волосы. – «В спорах рождается…» посмотреть не хочешь?

Сулимов подошел, глянул на экран, где крупным планом здоровался с публикой ухоженный и намакияженный Бабахов.

– Я этого идиота терпеть не могу!

Ведущий стал представлять участников передачи.

– А это что за чучело? – спросил Кирилл. – Карлика какого-то притащил… Циркач, что ли?

– Да, интересно! – Валентин отложил пульт в сторону.

Некоторое время они смотрели молча.

– Надо отдать должное, нагнетать обстановку он умеет! – негромко произнес Сулимов, когда карлик метнул нож, а Майский убежал из студии. – Думаю, все это разыграно…

Крыгин не ответил. Он буквально впился в экран. Даже недопитый стакан с виски отставил на журнальный столик.

– Нельзя говорить «лилипут», нельзя говорить «карлик», дылда! – орал на экране разъяренный Бруно, избивая ведущего. – Мы маленькие люди, но никто не смеет нас оскорблять!

– Ничего себе! – изумился Сулимов. – Это точно не заготовка! Алфей слишком себя любит, чтобы подставляться под кулаки!

Крыгин от души рассмеялся, зааплодировал.

– Ура! Вот это находка! Ай да молодец!

Сулимов вопросительно поднял бровь.

– Что ты так разошелся? Чем он тебя так обрадовал?

– Я не ему хлопаю, а себе! Это я молодец! Давай выпьем, Кирилл!

– Хватит пить! Твоя задача – выдать перспективную идею, а не пьянствовать!

– Есть идея, есть! Великая, свежая, беспроигрышная идея! Вот она!

Лучший имиджмейкер страны вытянул руку, указывая пальцем на огромный плазменный экран, на котором крупным планом застыло перекошенное злобой лицо бородатого карлика.

– Кто там?

Голос раздавался из переговорного устройства рядом с дверью.

– Это Леший. Я звонил утром, мы договаривались.

Лязгнули невидимые замки, дверь медленно распахнулась.

Барыга стоял один, в домашних трениках и каких-то смешных удмуртских тапках с загнутыми носами. Он совершенно облысел за эти годы, постарел, стерся как-то.

– Давненько здесь не бывал, – сказал Леший, входя и оглядывая прихожку. – Эх, молодость!.. Помнишь ту старинную серебряную сахарницу, в девяносто девятом? Отличная была вещь! А николаевские рубли, которые тебе Хорь схабарил? Помнишь Хоря?

– Я всех помню, – сухо проронил барыга. – В чем проблема?

– Проблем нет, – весело сказал Леший. – Есть золото, чистяк, «трижды девять».

– Сколько?

– Много.

– Откуда?

– Из «минуса», откуда еще. Не паленое. Отвечаю.

Барыга смотрел мимо Лешего, чего-то соображал.

– Хорь в две тысячи втором был в последний раз. Ты и того раньше. Это десять лет получается, – сказал он.

– И что?

– Много воды утекло. Кому сбывал все это время?

– Никому. Вышел из «минуса», завязал. Другие дела подвернулись. Сейчас вот развязался.

– И сразу чистый голд нарыл?

– Хорош допрос устраивать, – сказал Леший. – Раньше тебе насрать было, откуда хабар, вопросов не задавал!

– Раньше ты был диггер. А сейчас неизвестно кто. Мне сказали, ты в Контору ушел.

– Это никого не еб…т. Как ушел, так и вернулся. Я тебе дело предлагаю, а не замуж выходить.

Барыга молчал.

– Если бы я тебя в разработку хотел отдать, прислал бы молодого кренделя, ты бы ни о чем не допер, – сказал Леший. – А так я пришел сам. Соображай.

– Ладно, – сказал барыга. – Пробы на месте?

– Типа того.

– Что это значит?

– Большой кусок, десять кило. Я отпиливал от него понемногу. Маркировка нарушена.

Дальше прихожей Лешего пока что не пускали. Это была даже не прихожая, а комната для предварительных переговоров… нет, скорее карантинная камера: впереди стальная решетка и плотная штора, сзади – входная бронированная дверь, справа – обклеенная клеенкой стена, слева – запертая кладовая, в которой, Леший это помнил по прошлым визитам, есть выход в соседнюю квартиру, а там – черный ход на улицу. Барыгу звали Михаил.

Миша Зеленоградский, когда-то он считался у диггеров вполне надежным скупом. Поменялось ли здесь что-то за последние годы, Леший наверняка не знал. Но идти больше было не к кому.

– Десять кило голда? Одним куском? – повторил Михаил, сверля дверь кладовой задумчивым взглядом.

– Уже не десять, если быть точным, – сказал Леший.

– Неважно. Очень большой кусок. Этот голд из Гохрана. Частникам такие глыбы не продают. И ты утверждаешь, что он не паленый?

– Да.

– Так не бывает.

Лешему не нравилась эта его новая манера смотреть мимо собеседника. Он уставился в переносицу Михаилу и сверлил ее до тех пор, пока тот не встретился с ним взглядом. И взгляд этот тоже не понравился.

– Короче. Берешь или нет? – сказал Леший.

– Мне нужен образец, – проговорил Михаил и моргнул. – Лучше весь кусок…

– Ага. Таскаю его в авоське по городу, конечно. Вот, держи.

Леший протянул спичечный коробок с небольшим, в ноготь, отпилом. Михаил взял его, и лицо его сразу заострилось, на носу обозначился хрящик. Он любил золото так же, как Леший свой «минус». Точнее, не сам «минус», а говно, которого там, как известно, много. Потому что главное не в нем – в золоте или говне, – главное в окружающем его пространстве. Михаил любил пространство, где покупают и продают ценные необычные вещи. Он был неплохим скупом, даже по-своему честным. Именно поэтому Леший и Хорь в прошлом пользовались его услугами, никаких косяков не было ни разу. Но это все в прошлом…