Перо феникса - Холли Вебб

У папы были холодные руки. Может быть, из-за нервов. Может быть, из-за того, что он пришел с холода. Но Лотти чувствовала трепет магии под его кожей, и эта магия была ей знакома. Она была точно такой же, как у нее. И чему удивляться? Ведь она унаследовала свою магию от папы.

Это было похоже на их связь с Софи – глубинную связь через магию.

Папа накрыл ладонями Лоттины руки, и Лотти почувствовала его волнение и смущенную радость. Она заметила, что у него большие, красивые руки. Обветренные и шершавые, но добрые и надежные.

Лотти робко подняла глаза. Папа тоже смотрел на нее, и его взгляд в точности повторял Лоттин: радостный и изумленный, но слегка недоверчивый и настороженный. Лотти невольно рассмеялась, и он рассмеялся в ответ. Медленно и осторожно, словно папа боялся, что Лотти его оттолкнет, он привлек ее к себе и обнял за плечи одной рукой, чуть придавив Софи, оказавшуюся между ними.

– Извини, – тихо проговорил он. – Я вижу, что я тебя… разочаровал.

Лотти хотела покачать головой, но поняла, что это будет глупо. Зачем врать из вежливости? Лотти почему-то не сомневалась, что папа знает, что она чувствует на самом деле.

– Но все вернется. Моя память вернется. Я в этом уверен. Здесь, в магазине, сама атмосфера… Не знаю. Как будто воспоминания плывут прямо в воздухе. И если – когда – они подплывут ближе, я их схвачу и верну. – Он кивнул. – Честное слово. – И добавил так тихо, что его услышала только Лотти: – Сколько лет без тебя я пропустил…

Лотти знала, что это был не вопрос, и поэтому не стала отвечать. Ей удалось улыбнуться, но глаза защипало от слез, и она тоже обняла папу. Ощущения были приятными, но очень странными. Как будто она обнимала кого-то из маминых друзей, кого, по идее, она должна была помнить и кто говорил, что он помнит ее. Вот только папа ее совершенно не помнил.

– Вот и прекрасно. А теперь, когда вы пришли в чувство, отпустите меня! – сердито тявкнула Софи, вырвалась из их объятий и совершила опасный прыжок с папиных рук прямо на стол, где и уселась, возмущенно пыхтя. – Кто я, по-вашему, – плюшевая игрушка?!

– Будь ты игрушкой, от тебя было бы больше пользы, – раздался сварливый голос откуда-то с пола. Лотти испуганно подскочила на месте. – Ну, что? С возращением, Том. Наконец-то. Ни одной весточки за столько лет. Ни письма, ни открытки. Элементарная вежливость? Нет, не слышали!

Гораций, старый попугай жако, редко когда покидал свою жердочку в витрине зоомагазина, но, судя по всему, сегодня сделал исключение. Он неуклюже взмахнул крыльями – он был очень старым и почти не летал, – запрыгнул на стул, а оттуда уже перебрался на стол и уселся рядом с Софи. Она надменно дернула усами, но ничего не сказала. Все животные в магазине побаивались Горация: он жил здесь так долго, что казалось, он был всегда – и все равно оставался загадкой для всех остальных обитателей магазина. Было в нем что-то странное, что-то далекое и совершенно непостижимое. Он был единственным из животных, кто мог разговаривать с посетителями магазина – с обыкновенными посетителями, далекими от волшебства, приходившими к дяде Джеку за кормом для собак или постельными принадлежностями для хомячков. Конечно, ему приходилось ограничивать свой репертуар детскими стишками и бранными словами, но время от времени он развлекался: говорил что-то осмысленное и лукаво поглядывал на изумленных покупателей своими умными желтыми глазами.

Сейчас его желтые глаза насмешливо смотрели на Софи.

– Чего замолчала? Кошки язык отгрызли? – спросил он, и Софи с отвращением зашипела. Она ненавидела кошек, особенно теперь, когда в магазине поселились зловредные черные котята, которые постоянно ее донимали.

– Такой же добрый и милый, как прежде. Старый огненный птиц, – пробормотал Лоттин папа и ласково потрепал Горация по спине.

Все изумленно застыли. Гораций не возмутился, не отхватил ему пальцы, и папа, похоже, узнал Горация, хотя и назвал его как-то иначе.

– Ты узнал его, да? – спросил дядя Джек, наблюдая, как Гораций топчется на столе и тихонько воркует, явно довольный, что его прежний хозяин взъерошил ему перья.

Лоттин папа моргнул и растерянно посмотрел на Горация, как будто тот все-таки его клюнул.

– Да. Я его помню. Я тебя знаю. – Он улыбнулся. – Я помню…

Лотти беспомощно посмотрела на попугая, распушившего красные перья на длинном хвосте. Он посмотрел на нее, а потом резко расправил крылья, слетел со стола и спикировал ей на плечо, где и уселся, бережно прикусив клювом мочку ее уха. Лотти затаила дыхание. Гораций никогда раньше такого не делал, и она просто не знала, чего от него можно ждать. А вдруг он совсем плохо видит? Если она шевельнется, он запросто может оторвать ей ухо. Нечаянно. Во всяком случае, он скажет, что это вышло нечаянно…

– Смелее, глупышка, – пробормотал попугай ей на ухо. – Не забывай, что меня он знал целых пятнадцать лет, а тебя только два года. Это совсем ничего не значит. Мы вернем ему память.

– Почему он назвал тебя огненной птицей? – спросила Лотти, до сих пор не оправившись от потрясения, что Гораций с ней заговорил. Обычно он обращался к ней лишь для того, чтобы раскритиковать в пух и прах ее домашние задания.

– Потому что я и есть огненная птица. Феникс. Произнеси по буквам!

Лоттино правописание заметно улучшилось с тех пор, как строгий старый попугай взялся помогать ей готовиться к школьным диктантам, но этого слова она не знала.

– Ф – Е – Н – Е…

– «И»! Безударная «И»! – воскликнул Гораций, топчась у нее на плече. – ФЕ-НИКС! – Он возмущенно встопорщил перья и стал похож на рассерженную метелку для пыли.

– Я запомню, – пообещала Лотти. И только потом до нее дошло, что именно сказал Гораций. – Ты феникс? Я думала, ты попугай!

– Я попугай.

– Но ты же сказал…

Гораций тяжко вздохнул, как будто его удручала непроходимая тупость Лотти.

– Я феникс инкогнито. – Он сердито взглянул на нее. – И если бы в вашей так называемой школе учили чему-то еще, кроме плохой поэзии и всяких пакостей о древних египтянах, ты бы знала, что это значит. Я маскируюсь.

– Фениксы могут принять любой облик, Лотти, – объяснил дядя Джек. – Гораций был попугаем уже много лет. Я почти и забыл, кто ты на самом деле, – добавил он, улыбнувшись Горацию.

Гораций рассерженно фыркнул, алые перья у него на хвосте внезапно вспыхнули искрящимся пламенем – красным, розовым и золотым. Все как один сделали шаг назад, а