Вне правил - Джон Гришэм

Гарди провел в зале суда две недели, слушая ложь с закрытыми глазами и медленно качая головой. Он способен качать головой несколько часов подряд, и присяжные наверняка считают его психом. Я просил его этого не делать, а сесть ровно, взять ручку и что-нибудь записывать в блокнот, будто у него есть мозги и он хочет бороться и победить. Но он просто не в состоянии это сделать, а спорить со своим клиентом в зале суда я не могу. Я просил его также прикрыть руки и шею, чтобы не было видно татуировок, но он ими гордится. Я просил его избавиться от пирсинга, но он настаивает на том, чтобы оставаться самим собой. Светлые головы, управляющие тюрьмой Майлоу, запрещают заключенным пирсинг любого рода, если, конечно, речь не идет о Гарди, который отправляется на заседание суда. В этом случае пусть он утыкает хоть все лицо. Пусть все увидят, какой Гарди ужасный и больной на всю голову сатанист, и у присяжных не будет никаких проблем с признанием его виновным.

На гвозде висит вешалка с белой рубашкой и штанами цвета хаки, в которых он ежедневно появлялся в суде. Этот дешевый комплект я купил для него на свои деньги. Он медленно расстегивает оранжевый тюремный комбинезон и вылезает из него. Он не носит нижнего белья – я заметил это в первый день суда и с тех пор пытаюсь не обращать внимания. Гарди медленно одевается.

– Сколько же вранья, – произносит он.

И он прав. На сегодняшний день со стороны обвинения были заслушаны девятнадцать свидетелей, и ни один из них не устоял перед искушением хоть как-то при-украсить свои показания вымышленными деталями или откровенно соврать. Патологоанатом, делавший вскрытие в криминалистической лаборатории штата, сообщил присяжным, что две маленькие жертвы утонули, но также добавил, что способствовала этому «травма от удара тупым предметом» по голове. Обвинению будет намного проще, если жюри сочтет, что девочек изнасиловали и избили до бесчувствия, а потом бросили в пруд. Никаких доказательств, что девочки подверглись сексуальному насилию, нет, однако это ничуть не помешало обвинению включить изнасилование в список предъявленных обвинений. Я бился с патологоанатомом на протяжении трех часов, но с экспертом трудно спорить, даже если он некомпетентен.

Поскольку у обвинения нет никаких доказательств, оно вынуждено их фабриковать. Самые возмутительные показания дал тюремный стукач по кличке Сажа, как нельзя более ему подходящей. Он поднаторел на ложных показаниях в зале суда и всегда говорит то, что от него хотят услышать. А с Гарди вышло вот как. Сажа очередной раз оказался в тюрьме по обвинению в торговле наркотиками, и ему светит десять лет за решеткой. Полицейским требовались нужные показания, и, естественно, Сажа подвернулся весьма кстати. Ему сообщили кое-какие детали преступления, а затем перевели Гарди из региональной тюрьмы в окружную, где сидел Сажа. Гарди понятия не имел, почему его туда перевели и какую ему приготовили ловушку (это произошло еще до меня).

Гарди поместили в маленькую камеру к Саже, который проявил к нему участие и якобы хотел всячески помочь. Он утверждал, что ненавидит полицейских и знает хороших адвокатов. Он также читал об убийствах двух девочек и догадывался, кто их убил на самом деле. Поскольку Гарди ничего не знал об убийствах, рассказать о них хоть что-то он никак не мог. Тем не менее через сутки Сажа заявил, что Гарди ему во всем признался. Полицейские выдернули Сажу из клетки, и в следующий раз Гарди его увидел только на судебном процессе. Для выступления в суде в качестве свидетеля Сажа привел себя в порядок: надел рубашку с галстуком, коротко постригся и прикрыл татуировки. Он с потрясающими подробностями воспроизвел рассказ Гарди: как тот выследил в лесу двух девочек, сбил их с велосипедов, заткнул им рот и связал, а потом пытал, надругался и избил, после чего бросил в пруд. По версии Сажи, Гарди был законченным наркоманом и фанатом тяжелого рока.

Настоящий спектакль. Я знал, что это была ложь от начала до конца, как знали это Гарди, Сажа, полицейские и прокуроры, да и у судьи, похоже, имелись сомнения. Однако присяжные всему поверили и с ненавистью и отвращением смотрели на моего клиента, который выслушал все с закрытыми глазами и лишь качал головой: нет, нет, нет. Показания Сажи были столь невероятными и изобиловали таким количеством жутких деталей, что порой даже не верилось, что все это вымысел. Такое просто невозможно придумать!

Я сражался с Сажей восемь часов, целый долгий и утомительный день. Судья уже начал терять терпение, а присяжные перестали соображать, но я мог бы продолжать целую неделю. Я поинтересовался у Сажи, сколько раз он давал показания в уголовных процессах. Он сказал, что, может, раза два. Я, сверившись с записями, осве-жил ему память и напомнил о девяти других процессах, на которых он сотворил точно такое же чудо для наших честных и непредвзятых прокуроров. Отчасти восстановив его память, я спросил, сколько раз прокуроры сокращали ему срок за то, что он лгал для них в суде. Он сказал, что ни разу, и мне пришлось остановиться на каждом из девяти случаев. Я документально подтвердил его ложь. Я ни у кого не оставил сомнений, и в первую очередь у присяжных, что Сажа – серийный стукач, который за лжесвидетельство получал смягчение приговора.

Должен признаться, в суде я нередко стервенею и это вредит делу. Сажа вывел меня из себя, и я обрушился на него с такой яростью, что кое-кому из присяжных даже стало его жалко. В конце концов судья сказал, чтобы я с ним заканчивал, но я не послушался. Я ненавижу лжецов, особенно таких, которые клянутся говорить правду, а потом нагло врут, чтобы моего клиента признали виновным. Я орал на Сажу, судья орал на меня, и временами казалось, что в зале стоит сплошной крик. Однако делу Гарди это никак не помогло.

Прокурор мог бы разбавить эту череду лжецов каким-нибудь свидетелем, заслуживающим доверия, но для этого были нужны мозги. Его следующим свидетелем оказался другой заключенный, тоже наркоман, который показал, что находился в коридоре возле камеры Гарди и слышал его признания Саже.

Одна ложь за другой.

– Пожалуйста, пусть они перестанут врать, – попросил Гарди.

– Я стараюсь, Гарди. Делаю все, что могу. Нам пора идти.

Помощник шерифа провожает нас в зал суда, который снова забит до отказа, и в воздухе висит напряжение. Сегодня десятый день заслушивания показаний, и я уверен, что в этом захолустном городишке не происходит ничего более примечательного. Мы здесь главное развлечение. В зале суда яблоку негде упасть, и люди толпятся даже вдоль стен. Слава богу, погода стоит прохладная, иначе бы мы все обливались потом.

Каждый судебный процесс, на котором рассматривается убийство, караемое смертной казнью, требует наличия не менее двух адвокатов защиты. Моим вторым адвокатом, или «вторым стулом», является Тротс – болван, которому следует сжечь свое свидетельство о праве заниматься адвокатской деятельностью и проклясть тот день, когда ему захотелось покрасоваться в зале суда. Он из маленького городка в двадцати милях от Майлоу и посчитал, что это достаточно далеко, чтобы оградить его от неприятностей, связанных с разбирательством ужасного дела Гарди. Тротс добровольно вызвался представлять защиту на предварительном слушании, надеясь благополучно соскочить, если дело дойдет до суда. Однако он просчитался. Как неопытный юнец, он завалил защиту на предварительном слушании, а потом пытался уйти в сторону. Но судья этого не допустил. Тогда Тротс решил, что лучшим выходом для него будет занять «второй стул», чтобы поднабраться опыта, почувствовать давление реального процесса и все такое, но после нескольких угроз убить его предпочел самоустраниться. Для меня же подобные угрозы являются такой же частью ежедневной рутины, как утренний кофе и лживые полицейские.