Цена жалости - Дмитрий Мануйлов

Словно подавая пример, Кель двинулся вперёд первым. Отец придержал Гемрика перед крыльцом и наклонился, отряхивая его одежду:

– Никому ничего не говори. Быстро поедим и уйдём отсюда. Ты понял?

Гемрик с несвойственной ребёнку серьёзностью кивнул. Отец ответил таким же движением и ободряюще похлопал сына по спине, пропуская его в дом.

На кухню вёл короткий, узкий коридор, заканчивающийся низкой притолкой. Отец Гемрика не был высок, но даже ему пришлось немного наклонить голову, чтобы не удариться. В противовес коридору, кухня занимала львиную долю дома: тут, пожалуй, можно было разместить с десяток человек, если они, конечно, готовы будут потесниться. Сейчас за столом сидели лишь трое: Кель, с наслаждением приложившись к пенной щербатой кружке, благодушно выслушивал щебетание старшего из сыновей. Младший в это время сосредоточенно рисовал что-то крошками на белой скатерти. Жена Келя, полнеющая, с уставшим лицом женщина лет тридцати, сноровисто расставляла снедь на столе.

– Лервес, Галверн, присаживайтесь, – Кель махнул им рукой. – Еда уже готова. Диля, золотко, поскорее!

Диля поставила перед ними две глубокие деревянные тарелки, исходящие густым паром. Рот Гемрика тут же наполнился слюной, но он даже не шевельнулся, пока отец не сел на лавку и не похлопал по месту рядом с собой:

– Ну же, Галверн. Негоже заставлять хозяев ждать.

Гемрик среагировал на новое имя не сразу. Когда до него дошло, что отец обращался к нему, ребёнок торопливо сел за стол.

– Ну, – Кель хлопнул в ладоши и так широко улыбнулся, что Гемрик заметил отсутствие у него нескольких зубов и тёмные пятна на всех остальных. – Как говорится, чем богаты, хе-хе. Приятного аппетита!

Увидев, что все приступили к еде, Гемрик быстро заработал ложкой. В лоснящейся от жира похлёбке было больше лука, чем мяса, и тем не менее эта простая пища показалась мальчику вкуснее, чем все яства в мире. Он ел быстро, обжигаясь, давясь и чавкая, пока не заметил, как удивлённо смотрит на него сын Келя. Тот наклонился к матери и спросил, думая, что говорит достаточно тихо, чтобы его не услышали:

– Мам, а он совсем никогда не ест, да? Они попрошайки, да, мам?

– Сынок, прекрати! Замолчи, – зашипела на него женщина, настороженно посмотрев на отца Гемрика. Тот как будто и не заметил этого, сосредоточив всё внимание на собственном сыне.

Мальчик разозлился, услышав шепот матери с ребёнком. В ярости сжав ложку, он хотел уже сказать, что он, вообще-то, их будущий господин, а не какой-то там попрошайка, и может приказать казнить их, но тут Гемрик столкнулся со взглядом отца. Он хорошо знал ту эмоцию, что светилась в его тёмно-карих, почти чёрных глазах.

Осуждение.

Гемрик тут же успокоился. Ложка стала двигаться размереннее, перестала раскидывать брызги на грязную одежду. Увидев, что его чадо взяло себя в руки, отец вернулся к своей еде. Он сильно похудел и осунулся за последние дни, и всё же поглощал пищу с молчаливым достоинством. То, что сухие, жилистые руки с толсто выступающими венами едва заметно подрагивали, видел, наверное, только сидящий совсем рядом Гемрик.

Если подумать, мальчик и не помнил, когда отец ел. Наверное, во время привалов, когда сам он спал, заключил Гемрик. Не мог же он несколько дней обходиться совсем без пищи?

Нет, конечно. Не мог.

Над ощетинившимся занозами столом повисла неловкая тишина. Стремясь прогнать её, Кель закашлялся:

– Кхм… Так, говорите, в Ветлицу к родственникам едете? А они чем там занимаются? Хозяйство небось держат?

– Да, – проглотив похлёбку, односложно ответил отец.

– А кто они, эти ваши родственники? Авось, знаю кого?

– Вряд ли.

Неловкая тишина вернулась. Некоторое время её нарушал лишь деревянный стук ложек.

– Спасибо вам, добрые хозяева, – сказал отец, когда тарелки окончательно опустели. – Было очень вкусно.

– Пожалуйста, рады, что вам понравилось, – расшаркался Кель. – Может, заночуете всё же? Поздновато уже, да и…

Он не договорил. На улице, где-то в отдалении раздался дробный перестук копыт, и Гемрик увидел, как отец, подорвавшись с места, приблизился к ставням. Чуть отодвинув в сторону кусок грязной ткани, играющий роль шторы, узловатым пальцем, он осторожно выглянул наружу.

– Лервес, ты чего так всполошился-то? Это, наверное, кто-то из соседей, – Кель недоумённо почесал затылок.

– Да, наверное, – согласился отец. – Знаешь, ты прав: пожалуй, нам и впрямь лучше переночевать у вас в сарае. Идём, Галверн.

– Давайте я покажу…

– Не нужно, – отец Гемрика одарил Келя таким взглядом, что ноги начавшего было подниматься мужчины подогнулись обратно, и он тяжело рухнул на стул. – Справимся сами.