Нити судьбы - Светлана Викторовна Бодрова

Буркнул Костя, желавший оказаться подальше и побыстрее от всей этой непонятной чехарды.

— Ничего. — Прозвучал разочарованный голос. — Не всё измеряется деньгами.

Костик хмыкнул, и сгребя покупки в охапку, сделал пару шагов, и покинул магазин.

— А воду всё-таки выпейте. — Пропел ему в спину голос, по владельцу которого давно плакала рубашка с длинными рукавами.

На улице подморозило ещё сильнее. Но Костик с удовольствием вдыхал холодный воздух, очухиваясь от странного незапланированного приключения. Нужно было срочно убираться отсюда, и даже не вспоминать дорогу к этому чёртову месту. Кто его знает, может, где поблизости, находится деревня, в которой жители все вот такие же, как и продавец — с левой резьбой.

Иринка ждала его в машине, в которой на удивление оказалось даже холоднее, чем на улице.

— Милая, ты совсем замёрзла. — Посочувствовал он, заводя машину. — Поехали отсюда, я тебе кое-что расскажу.

Девушка явно всё ещё дулась, и сидела, отвернувшись к боковому стеклу. Он уже и забыл, что они успели слегка поссориться. А она, видимо, нет.

— На, я купил то, что ты просила. — Он примиряющим жестом положил ей пакет и бутылку на колени.

Не поворачиваясь, девушка вцепилась в предложенное обеими руками. Именно вцепилась, потому что её ухоженные пальчики выглядели сейчас вдвое тоньше, бледнее, и заканчивались желтоватыми обгрызенными ногтями. Никакого маникюра, оплаченного им лично, не было и в помине. Скинув скорость до минимума, Костик с подозрением поглядывал на эти совершенно незнакомые ему руки. Странные мысли блуждали у него в голове. Вспоминалось, правда, что-то из области фантастики, ну никак не применяемое в обычной жизни. Даже паренёк-продавец, больше похожий на девушку, вместе со своими идиотскими шутками, ощущался приемлемее, чем вот эти руки-лапы.

— Иришь, ты замёрзла, устала? А может, болит что-нибудь? — Спросил он, осознавая всю абсурдность вопроса. Никакая болезнь не может так изменить тело за несколько минут.

— Всё нормально. — Произнесла она, медленно поворачиваясь. — И голос, и движения, соответствовали скорее механической кукле, чем живому человеку. Рот растянулся в широкой улыбке, совершенно не сочетаясь с безучастным выражением лица.

Уже ничего не соображая, парень в недоумении смотрел на столь странные трансформации. Но действительно испугаться, и чуть не потерять управление автомобилем, его заставило не это. Со знакомого, пусть и претерпевшего некоторые изменения лица, на него смотрели полностью чёрные глаза, затянутые непроницаемым цветом вплоть до глазных яблок.

Потихоньку теряя разум, и стараясь не завопить во весь голос, парень вцепился в руль, как в спасательный круг. Он пытался сосредоточиться на дороге, и не смотреть на то, что сидело рядом с ним. Назвать ЭТО человеком даже в мыслях, он уже не мог. Но существо не хотело сидеть пассивно, и явно собиралось форсировать события.

— Дорогой. — Мурлыкнуло оно, приноровившись к новой ипостаси. — А почему мы так медленно едем? На большой скорости, получая неземные ласки, можно испытать поистине божественный экстаз.

Голова отключилась полностью. Все чувства сосредоточились в районе груди, куда легла ледяная рука, холод которой ощущался даже сквозь одежду. Правая нога, вне зависимости от своего хозяина, медленно, но неотвратимо, давила на педаль газа. Давила до тех пор, пока она практически не утонула в полу. Перед глазами расплывалось пятно с двумя чёрными дырами. Лицо, лишь отдалённо напоминавшее облик его девушки, заполнило всё вокруг. Из тумана пропел знакомый голос: «Выпей, ещё можно всё спасти».

Расплывающийся взгляд задержался на пластиковой бутылке, не имевшей никакой маркировки, и так и лежавшей на уже непонятно чьих коленях. Собрав волю в кулак, парень совершил бросок, вложив в него утекающие силы. Но он был слишком слабым, и лишь раскрыл существу своё желание. Напоследок парень проследил, как бутылка улетела далеко назад, исчезнув из поля зрения, и сдался. Борьба была окончена. Сердце замерзало, ударяя всё тише и медленнее. А по салону растекалась чернота, источаемая двумя большими нечеловеческими глазами.

Возле ярко полыхавшей машины, перевернувшейся на крышу, и ещё не прекратившей вращать колёсами, стояла молодая девушка. Если бы Костя мог, он узнал бы в её чертах сумасшедшего паренька-продавца. Лишь волосы стали длиннее, а глаза источали всю мудрость мира. В вытянутой вперёд руке она держала большой клубок пряжи, с которого свисала примерно полуметровая нитка.

— Ну почему вы никогда не прислушиваетесь к голосу разума? Почему не видите того, что очевидно даже несмышленым младенцам? Даже я не могу вас спасти, если вы сами этого не хотите. — Побелевшими губами, беззвучно шептала Антропос.

В её правой руке, из ничего, возникли ножницы. С измученным лицом, словно против собственной воли, она вытянула их вперёд, и по воздуху прокатился громкий лязг. Отрезанный кусочек нитки упал, сгорая прямо в воздухе. Мойра, выглядевшая в эту секунду древней старухой, глубоко вздохнула. С морщинистой щеки сорвалась большая прозрачная слеза. Через секунду, когда капелька влаги коснулась мёрзлой земли, на поле уже никого не было. Лишь дотлевала новенькая «Ауди» со скрючившимся трупом внутри, рассеивая тепло в морозном воздухе.

Примечания.

1. Говоря о стандартном наборе начинок для пирожков, Мойра упоминает о семи верховных демонических существах, соответствующих семи смертным грехам:

Люцифер — гордыня;

Маммона — скупость;

Асмодей — похоть;

Сатана — гнев;

Вельзевул — чревоугодие;

Левиафан — зависть;

Бельфегор — лень.

2. Вода из источника инкуба тоже упомянута не случайно. Согласно средневековым легендам инкуб — распутный демон, ищущий сексуальных связей с женщинами. Если он добивался своего, то женщина чахла и умирала настолько быстро, насколько большой силой обладал сам инкуб. Что случилось бы с героем, по совету Лахесис выпившему воду из источника, автор не знает. И чем бы это кончилось, он тоже не догадывается.

3. Мойра Антропос — одна из трёх древнегреческих богинь, управлявших судьбами человека. Старшая Клото — пряла нить жизни. Средняя Лахесис — определяла судьбу. И младшая Антропос — перерезала нить, когда жизнь человека подходила к своему логическому концу.