Мир уже не будет прежним - Геннадий Марченко

– Хорошо, но боюсь, свободного времени будет всё меньше и меньше. В театре вон Любимов вставил было мне пистон, а теперь снова вводит в спектакли. Да и с концертами зовут выступать.

– Пойми, всех денег не заработаешь. Жизнь даётся один раз. Я вон тоже кручусь как белка в колесе, однако вечером еду домой, к жене и сыну, а не на квартиру к очередным друзьям посидеть с гитарой под водочку с закусочкой. Как там, кстати, Марина?

– Опять в Париже. Вчера созванивались, обещает скоро прилететь. Говорит, обиделась очень, когда я, даже не попрощавшись, спрятался в Белоруссии. Но сейчас вроде отошла…

1 декабря случился мой первый учебный день на Высших двухгодичных курсах сценаристов и режиссёров.

– О, это же сам Губернский! Теперь и за режиссуру взялся?! – Такими словами меня встретил молодой грузинский режиссёр Михаил Чиаурели, оказавшийся моим сокурсником. Весёлый компанейский парень, предложивший после занятий отметить первый учебный день с литровой бутылью отличного грузинского вина домашнего производства.

С учебой на другие дела времени стало оставаться куда меньше. Хорошо, что я догадался подцепить к моим рокерам Ованеса Мелик-Пашаева. Пронырливый администратор уже отправился с коллективом в турне по Западной Украине. У него там, как оказалось, жил какой-то армянский родственник, бывший на короткой ноге с руководством Министерства культуры, вот он и договорился насчёт гастролей. В СССР бандеровцы если и имелись, то хорошо шифровались, так что концерты проходили с аншлагом. Кроль и Мелик-Пашаев мне отзванивались из каждого города, радуя своими бодрыми отчётами мою мятущуюся душу.

Англичане успели перечислить последний транш, а я отнёс Цвигуну список необходимого для нормальной студии звукозаписи оборудования. В новом кабинете, который раньше занимал Андропов, тот был не один, один из стульев за длинным аппендиксом Т-образного стола занимал человек лет тридцати пяти, в форме с майорскими погонами на плечах.

– Знакомьтесь, Сергей Андреевич, это майор госбезопасности Виктор Валентинович Метёлкин. Он полностью введён в курс дела и будет теперь курировать вашу группу. Так что по всем вопросам обращайтесь отныне к нему. Сами понимаете, в связи с новой должностью пришлось в срочном порядке принимать дела. Ничего не успеваю, да и ответственность, понятное дело, на порядок выше. Голова пухнет. Хотел вон, вдохновлённый вашим примером, тоже за книгу засесть, теперь уже, похоже, не скоро это получится, если получится вообще. Кстати, оставьте автограф, раз уж пришли. – И подсунул мне только что изданную повесть «Крах операции „Омега”». – К слову, помните ту статью в «Ровеснике»?

– Разве такое забудешь! До сих пор руки чешутся…

– Не надо ничего чесать, почесались уже и без вас. Тот комсомольский секретарь, с подачи которого вышел материал, погорел недавно на интимной связи… как бы помягче сказать… с особой мужского пола. Опозорил всю организацию. Естественно, его тут же из комсомола пинком под его испорченный зад, да ещё и срок грозит. Это же статья, до пяти лет. Ну и журналисту намекнули, чтобы думал в будущем, с кем дружбу водить… Ладно, через семь минут у меня важный посетитель, так что перепоручаю вас Виктору Валентиновичу. Если есть ещё какие-то вопросы, обговорите у него в кабинете…

Вот это новость, думал я, покидая зловещее для кого-то здание, перед которым высился памятник «железному Феликсу». Неужто комсомольский вожак и впрямь из «радужных»? Или это Цвигун так всё ловко подстроил? Как бы там ни было, всё разрулилось очень даже здорово.

Ещё мне не давала покоя мысль о самоубийстве Семёна Кузьмича в 1982-м. Было ли это добровольным уходом из жизни на фоне якобы неизлечимой болезни или ему «помогли» с подачи теперь уже покойного Андропова, потому что он слишком много знал, – тут я мог только строить догадки. Если второй вариант – то здесь Семён Кузьмич уже сам хозяин главного кабинета на Лубянке, и кто тогда рискнёт покуситься на фигуру такого масштаба? Ежели его прихватит онкология, то насчёт этого как раз и не мешало бы предупредить. Только как это помягче сделать? Не скажешь же ему: «Семён Кузьмич, вы уж поглядывайте за своим здоровьем, а то в 82-м от рака загнётесь». Ладно, ещё пять лет почти, время есть, нужно будет по-любому предупреждать хотя бы за год, когда болезнь может находиться на начальной, а значит, излечимой стадии.

– Ты тут спишь, что ли, прямо за столом? – Голос Валентины вернул меня к действительности.

А время-то уже семь почти, вот это я засиделся…

– Завтракать будешь?

– Да я вон кофе обпился, ничего не хочу. А давай я тебе яичницу пожарю?

– А что, и пожарь, сделай жене приятное.

– Тебе глазунью?

– Нет, болтунью лучше, два с лишним года вместе живём, а все запомнить не можешь, – шутливо пихнула она меня в бок. – Даньку заберёшь сегодня из яслей? А то я в парикмахерскую краситься записалась, там было свободно только на вечер. И в яслях ещё справку просили из поликлиники, о прививках, зайди пожалуйста, возьми у старшей медсестры. Даньку будешь забирать, отдашь её воспитательнице.

– Как ты, кстати, в рыбном, не скучаешь? – спросил я, взбалтывая яйца в чашке.

– Заскучаешь там, ага… Ассортимент вроде небольшой, а очередь как с утра встаёт – и до самого вечера. И преимущественно пенсионеры. Вот же людям делать нечего на пенсии, и ходят за минтаем для себя и килькой для кошечек. Серёж, мы что, такие же будем через двадцать лет?

– Ещё дожить надо до пенсии… А коллектив как, не обижают девчонки?

– Да коллектив вроде неплохой, с девочками сразу сдружились, там почти все, кстати, приезжие, из провинции. А парторг сразу заявил, что если дров не наломаю, покажу себя хорошо, то через месяц можно будет и заявление в партию написать.

– Может, всё же поискать тебе более престижное местечко? А то жаловалась, что рыбный дух ничем уже из тебя не выветривается…

– Бог с ним, с рыбным духом, я уже к нему привыкла. Да и тот же парторг намекал, что, как единственный член партии в гастрономе, я смогу получить должность заведующей, потому как наш заведующий Семён Палыч планирует после ухода на пенсию уехать к детям в Одессу. А ему до пенсии остался месяц. В общем, не забудь заехать в поликлинику и забрать вечером Данилу, – напомнила Валя, выгребая со дна сковородки корочкой хлеба остатки яичницы.

– А ты давай учи «Моральный кодекс строителя коммунизма», – подколол я жену.

– Чего его учить, там всего двенадцать пунктов. Сам, кстати, не хочешь в партию?

– Свят-свят! Чур меня!

– Ну как хочешь, а я буду с гордостью носить в кармане партбилет… Так, надо Даньку будить. Эх, и крика сейчас будет…

Спровадив жену с сыном, я прошёл в кабинет и сел за пишущую машинку. Вчера я начал очередную повесть о приключениях Эраста Фандорина. Читатели слали в издательство мешки писем, требуя продолжения цикла о похождениях сыщика, и под давлением главного редактора издательства мне пришлось вернуться к машинке. Проблема заключалась в том, что всё, что у меня было в «ридере» акунинского, я уже перепечатал, сюжеты других книг я помнил не столь хорошо, и теперь предстояло придумывать произведение почти с нуля.