Моя крайность - Тата Чепурнова

И зачем только я решилась попросить денег? Макеев и без того постоянно впрягается, опекает меня похлеще родного брата, а я наглею. Выдумала не пойми что с этой грудью, как бы теперь выйти из этой щекотливой ситуации?

Мучительная неловкость грозит перерасти в муки совести, которые будут грызть меня почём зря, неизбежно делая Макса белым и пушистым на моём взбалмошном фоне.

Но если подумать, никто ему не виноват, зная мою способность доводить окружающих до белого каления, мог бы и не строить из себя джентльмена и просто довезти до торгового центра. А раз впрягся, то пусть терпит.

— Ну…. займешь денег? — повторяю произнесённый ранее вопрос, чётко осознавая, что предыдущий не был понят моим собеседником. — Тысяч двести-триста, хочу сделать себе буфера, — с губ срывается первая пришедшая в голову нелепая мысль, а всё потому что признаваться в том, что мои финансы поют романсы, я не готова.

Не готова заявить во всеуслышание, что поступила неправильно, примерив бельё, не имея денег на его покупку.

Для пущего эффекта я ладонями сжимаю грудь, чтобы та выигрышно показалась своими округлыми полушариями из чашечек бюстгальтера. При этом следя как точно такой же фокус происходит с глазами удивленного просьбой Макса.

Он как всегда готов услышать от меня всё что угодно, но такая заявка — срабатывает убийственно, словно удар под дых. Резкий, хлесткий, не дающий правильно оценить обстановку.

— Больная, — наконец произносит он, а для верности крутит пальцем у виска, часто-часто заморгав, то ли смахивая наваждение, то ли разгоняя злость, закипающую в его глазах под густыми ресницами.

Звучит отнюдь никак вопрос, скорее констатация факта. Ещё бы, просить несколько тысяч взаймы на покупку женских штучек — одно дело, а выклянчивать кругленькую сумму — сродни хамству. Обиженно поджимаю нижнюю губу, рассматривая Макеева с подозрительной заинтересованностью. Такой грубый отказ мне не приходится по вкусу, хоть я и не собираюсь увеличивать грудь, меня устраивает размер данный природой.

Максим

Долго не могу прийти в себя от услышанного, потряхивая головой, чтобы разогнать шум, бьющий по барабанным перепонкам наглым заявлением Маргариты. Для шутки — её голос слишком серьёзен, для реальной просьбы — неподходящее место и время. Да и я не меценат — вкладывать нешуточные суммы в капризы слетевшей с катушек Крайновой.

Двадцать лет — ума нет. Грудь себе захотела. Ладно бельё, его я, итак, собираюсь купить, без занимания денег, просто потому что скоро у «мисс ни стыда, ни совести» день рождения. А выбирать ей подарки с каждым годом всё сложнее. Куклы, конфеты, серьги, браслеты — не в тренде, ей подавай буфера.

Ненароком, совсем бесконтрольно вновь взглядом скольжу от лица к предмету придуманного Маргошей срочного апгрейда. А самое интересное, что не могу оторваться, пялюсь во все глаза на грудь, которую она так и жмёт ладошками, приподнимая, словно хвастаясь.

Соблазнительно возвышающиеся полушария вводят меня в ступор, разжигая в других частях тела нестандартное любопытство — как же всё выглядит без этих тряпочек?

Какова на ощупь кожа скрывающаяся под ярким кружевом? А главное зачем требуется операция, если грудь в соотношение с наделенной природой комплекцией смотрится выигрышно?

Делаю глубокий вдох, словно воруя последние остатки воздуха, что остались в закрытом помещении, очень быстро уменьшившимся в размерах рядом с Марго.

Спокойно, спокойно. Не нужно нагнетать на ровном месте. Дыхательная гимнастика вовсе не помогает.

Твою ж мать! Разгулявшаяся фантазия грозит сгубить мою психику окончательно, без шанса на восстановление, а такого поворота допускать никак нельзя. В нашей маленькой компании кто-то должен оставаться адекватным.

— Больная, — слетает с языка язвительная ремарка, а в дополнении к ней жест у виска прорисовывает всю картину психологического портрета Маргариты. — Одно дело подбросить до центра, а другое спонсировать абсолютно ненужную операцию.

Делаю паузу, пусть сама сопоставит свою логику. Немаленькая, в её возрасте над эмоциями и капризами, должен побеждать разум. Должен, но не обязан, в этом я убеждаюсь сразу, как только моя в край обнаглевшая спутница открывает рот для возражений.

— Увеличение груди — это хорошее капиталовложение. Ты только представь… — она с упоением щебечет, с одной только целью — навязать мне своё желание и при этом не обращая внимания, как я начинаю закипать.

Размахивать знаменами и убеждать в обратном — провальная миссия, слушать меня она не станет. Даже её расширенные зрачки тёмным доказательством выделяются в огромных глазах, наполненных надеждой на то, что я соглашусь.

Невыносимо тяжело смотреть в них, чувствуя прожигающую силу на себе, заведомо зная что откажу ей в этом при любом раскладе.

— Вложение моего капитала, — вполне справедливо оговорившись, принимаюсь с остервенением тереть лицо, которое горит от стыда, потому что мои мысли скачут как черти, уводя благоразумие в развратные дебри. О Маргоше в таком ключе непозволительно думать, а плюс ко всему можно и на скандал с Лёшкой нарваться. — Забудь, — спешу свернуть тему, но кое-кто капитулировать не желает.

Поддавшись вперёд, она придвигается очень близко и вероятнее всего привстаёт на цыпочки, заняв оборонительную позицию — лицом к лицу. Щекочет тёплым дыханием, сильнее интригуя, пользуясь собственной симпатичной мордашкой, как главным оружием. В её зелёных глазах зачинается своеобразный коктейль, нечто двойственное, пока непонятное мне, но до одури манящее.

И почему именно сегодня и непременно с Крайновой меня подводит выдержка? Почему я не в состоянии прервать весь этот цирк, продолжая наслаждаясь временной близостью с девушкой? Невинной, лёгкой, необязывающей ни к чему, но такой дурманящей, что пересыхает в горле, намертво приклеивая язык к нёбу.

— Жмот, — обиженно дует губы, пуская в ход стандартную женскую хитрость, пробить на жалость и у неё это получается на ура. — Скупердяй, прижимистый мажорик.

Оскорбительный ярлык навешивается безо всяких сожалений, буквально мне в рот, которым я не могу и звука издать. Мистическим образом почувствовав привкус Маргошиной помады, мысленно завываю от того, что хотел бы настоящего касания к её пухлым губам. Инстинктивно стираю пальцем её минимальные следы со своих губ, коих вероятнее всего и не было вовсе, лишь в моей голове в компании разгулявшейся фантазии. Но осознавая, что никакого намёка на поцелуй нет, мне дышится легче и свободнее, несмотря на то что мы до сих пор зажаты в одном пространстве крошечной примерочной.

Странное, незнакомое ощущение, разделительной полосой прокладывается между нами. А раньше ведь получалось со спокойной душой и не разгоряченным телом находиться рядом. Вот только бушующим гормонам всё равно кто такая Маргарита, они реагируют не на статус и не на место, которое Крайнова занимает в моей жизни. Они бодрят кожу, приливая кровью отнюдь не только к ушам.