Приятельница мадам Мегрэ - Жорж Сименон

Разгребая пепел в самой глубине печки, он нашел два зуба, два человеческих зуба, которые и отнес немедленно в лабораторию.

— Что за человек этот переплетчик? — спросил у Люка Мегрэ, в те дни лишь издали наблюдавший за тем, как продвигается дело.

— Ему лет сорок пять. Он рыжий, на лице следы от оспы, глаза голубые; похоже, человек он мягкий. Жена его, Фернанда, хоть и намного моложе, опекает его, как ребенка.

О Фернанде, тоже ставшей теперь знаменитостью, было известно, что она приехала некогда в Париж что называется «в люди», но, проработав какое-то время прислугой, долгие годы затем прогуливалась по Севастопольскому бульвару.

Ей было тридцать шесть, она жила со Стёвельсом уже десять лет, и три года назад они без каких-либо видимых причин поженились в мэрии третьего округа.

Лаборатория прислала результаты экспертизы. Зубы принадлежали мужчине тридцати лет, плотного, вероятно, сложения, который еще несколько дней назад был жив.

Стёвельса привели в кабинет Мегрэ, и допрос начался. Стёвельс сидел в зеленом бархатном кресле лицом к окну, из которого открывался вид на Сену. В тот день лило как из ведра. Десять или двенадцать часов кряду, пока шел допрос, дождь стучал в окно и вода клокотала в водосточном желобе. Переплетчик носил очки с толстыми стеклами в тонкой металлической оправе. Его густые и длинные волосы растрепались, галстук съехал набок.

Это был образованный, много прочитавший на своем веку человек, спокойный и вдумчивый; его тонкая белая кожа, расцвеченная веснушками, легко становилась пунцовой.

— Как вы объясняете тот факт, что в вашей печке обнаружены человеческие зубы?

— Никак не объясняю.

— У вас в последнее время зубы не выпадали? Или у жены?

— Ни у меня, ни у жены. У меня вообще все вставные.

Он вытащил изо рта вставную челюсть и таким же привычным жестом вернул ее на место.

— Расскажите, пожалуйста, чем вы были заняты вечерами шестнадцатого, семнадцатого и восемнадцатого февраля.

Допрос шел вечером двадцать первого, после того как Лапуэнт и Люка побывали на улице Тюренн.

Пятница не приходилась на один из этих дней?

— Шестнадцатое.

— Тогда я, как и каждую пятницу, был в кино «Сен-Поль» на улице Сент-Антуан.

— С супругой?

— Да.

— А что вы делали два других дня?

— В субботу в полдень Фернанда уехала.

— Куда?

— В Конкарно.

— Эта поездка была намечена давно?

— Мать Фернанды парализована, она живет с другой дочерью и зятем в Конкарно. Утром в субботу мы получили телеграмму от Луизы — так зовут сестру жены, — что мать серьезно заболела, и Фернанда с первым же поездом туда уехала.

— Без звонка?

— У них нет телефона.

— Матери действительно было очень плохо?

— Нет, она вообще не была больна. Луиза телеграммы не посылала.

— Кто же ее послал?

— Мы не знаем.

— Вы уже были когда-нибудь жертвами подобных мистификаций?

— Никогда.

— Когда вернулась ваша жена?

— Во вторник. Она воспользовалась тем, что оказалась у своих, и побыла с ними еще два дня.

— Что вы делали все это время?

— Работал.

— Один из жильцов утверждает, что в воскресенье из вашей трубы весь день валил густой дым.

— Возможно. Было холодно.

И правда. Воскресенье и понедельник были очень холодными, а в пригороде даже отмечались заморозки.

— В каком костюме вы были в субботу вечером?

— В том, который и сейчас на мне.

— После закрытия мастерской к вам никто не приходил?

— Никто, только один клиент зашел забрать свою книгу. Сказать вам его фамилию и номер телефона?

Это был известный человек, член общества «Сто библиофилов». Стараниями Лиотара о них еще заговорят, почти все они — люди с именами.

— Ваша консьержка, мадам Салазар, слышала в тот вечер, около девяти часов, как в вашу дверь стучались.

Несколько человек довольно громко разговаривали, они были возбуждены.

— На тротуаре возле дома, возможно, они и были, у меня никого не было. Вполне вероятно, что они и стукнули раз-другой по витрине, если они были «возбуждены», как уверяет мадам Салазар.

— Сколько у вас костюмов?

— Поскольку у меня одно туловище и одна голова, я ношу один костюм и одну шляпу; кроме того, у меня есть старые штаны и свитер, в которых я работаю.

Тогда ему показали темно-синий костюм, найденный у него в шкафу.

— А этот?

— Это не мой.

— Каким образом он оказался у вас?

— Я его никогда не видел. Кто угодно мог положить его в мой шкаф, когда меня не было дома. Я уже шесть часов как здесь.

— Примерьте, пожалуйста, пиджак.

Пиджак был ему впору.

— Вы видите пятна, похожие на ржавчину? Это кровь, и по заключению экспертов, — человеческая кровь. Пятна тщетно пытались вывести.

— Я не знаю, что это за костюм.

— Мадам Ранее, которая держит торговлю зонтами, часто видела вас в синем костюме, особенно по пятницам, когда вы ходите в кино.

— У меня был другой костюм, тоже синий, но я выбросил его больше двух месяцев назад.

После этого первого допроса Мегрэ здорово приуныл. Он долго разговаривал со следователем Доссеном, а потом они оба пошли к прокурору.

К тому самому, который взял на себя ответственность за арест.

— У экспертов сомнений нет, ведь так? Остальное, Мегрэ, — за вами, это ваша забота. Действуйте. Нельзя же этого молодца выпустить на свободу.

На следующий день из безвестности выплыл месье Лиотар и теперь буквально преследовал Мегрэ, как злобная собачонка.

Среди разных заголовков в газетах был один, привлекший внимание публики:

ЧЕМОДАН-ПРИЗРАК

Малыш Лапуэнт и в самом деле уверял, что видел коричнево-красный чемодан под столом в мастерской, когда приходил туда как инспектор санитарной службы.

— Это был обычный дешевый чемодан, я еще нечаянно задел его ногой и здорово удивился, что мне стало так больно. Я понял, в чем дело, когда попытался передвинуть его: чемодан оказался невероятно тяжелым.

Однако Люка, явившийся с обыском в пять часов, чемодана уже не застал. Точнее сказать, чемодан-то был, и тоже коричневый, тоже дешевый, но Лапуэнт утверждал, что не тот.

— С этим чемоданом я ездила в Конкарно, — заявила Фернанда. — У нас никогда никакого другого не было. Мы ведь, собственно, не путешествуем.