Право на кровь - Кирилл Казанцев

– Зачем он тебе? – с усмешкой спросил Дубровин.

– Это мое дело.

Такую игрушку он мог с закрытыми глазами собрать-разобрать за секунды, научился в свое время. Да и после службы Макс частенько наведывался в тир, соревновался с тем же Юркой в пальбе по мишеням из разных видов нарезного оружия. Ему приходилось иметь дело с вещами посерьезнее «макарова». Правда, только в тире да на стрельбище. В отличие от Юрки, который три с лишним года с оружием не расставался. И слова из него не вытянуть! Услышав вопрос, как там все было, он отмалчивался или переводил разговор на другую тему.

– Следил за мной?

– Да, два дня. – Макс не сводил с Дубровина глаз.

Тот досадливо поморщился, хлопнул ладонью по щеке, но промазал, и комар с громким писком улетел прочь.

– А я и не заметил. Зачет тебе.

Эти слова прозвучали не похвалой, а как признание за равного. Юрка три с лишним года в разведке прослужил. От него такое услышать – все равно что комплимент.

Дубровин выпрямился, пригладил на макушке короткие светлые волосы и исподлобья глянул на Макса. Тому снова стало не по себе. Юрка выглядел жутко. И без того поджарый, как гончая, он похудел еще больше, узкое лицо осунулось, щеки запали, под глазами залегли темные круги. От веселого парня, которому хоть к черту на рога поехать – как с горки скатиться, ничего не осталось. Юрка сейчас сам на себя похож не был, что называется, краше в гроб кладут.

Он не спал сутки, если не больше, а уж о том, когда ел последний раз, оставалось только гадать. Дубровина мотнуло как пьяного. Макс дернулся было, хотел поддержать, но Юрка отмахнулся, сел на бортик песочницы, сунул руки в карманы толстовки и опустил голову.

По дороге проехал пацан на велике, глянул на мужиков, впавших в детство, счел за благо наддать газу и убраться куда подальше. Где-то недалеко загавкала собака, судя по голосу – мелкая диванная псинка. Потом раздался женский голос, и все стихло.

Через минуту над головами заполошно закаркала ворона. Юрка вскинулся и уже осмысленно поглядел на Макса. Без злости, отчаяния, с досадой и усталостью. Мол, надоел ты мне, Добровольский, отстань уже, богом прошу.

– Напейся. – Это прозвучало глупо до безобразия, однако ничего умнее в голову Макса не лезло.

Юрка помолчал, точно не слышал или не понял слов, обращенных к нему, потом ответил без тени усмешки:

– Пробовал, не лезет.

– Ты когда ел последний раз? – Макс подошел ближе, но дальше вытянутой руки старался не приближаться.

Выучка у Юрки будь здоров. Он и вооруженного человека враз скрутит, тот и чихнуть не успеет. Не стоять же над ним с пистолетом. Местные заметят, неправильно поймут и, не дай бог, полицию пригласят. А от этих ребят с погонами надо подальше держаться. Да и вообще уходить пора, засиделись они тут.

– Черт его знает. – Юрка тяжело поднялся с деревянного бортика, побрел к дороге.

Он перешагнул через заборчик, двинул вдоль клумб и кустов к торцу дома, сбавил обороты у крайнего слева подъезда, покрутился на пустом месте, точно вынюхивал что, и пошел дальше.

Макс держался в шаге от Дубровина и прижимал ладонь к левому боку, где кожу на ребрах холодила тяжелая сталь. Юрка мельком оглянулся и заложил руки за спину. Макс плюнул с досады, пошел рядом. Они по ступенькам спустились к пруду, двинулись вдоль берега к мосту.

– Отдай игрушку, – сказал Дубровин. – Ни к чему она тебе.

– Тебе тоже. – Макс остановился, вглядываясь в туман.

Тот сгустился у центра пруда, точно его сдуло с берегов. Недалеко имелось неплохое местечко, глубокое, как помнилось из детства.

Юрка это тоже не забыл, глянул на Макса и попросил:

– Отдай, я его выкину. Вот прямо сейчас, при тебе.

– Сам справлюсь.

Макс перешагнул бортик и по скользкой тропинке побежал к воде. Хоть и вечер уже, а все же не стоит вот так, на виду, разбрасываться оружием. Жалко игрушку, хороша до невозможности. Юрка ее, скорее всего, «с работы», как он сам говорит, притащил. Она лежала до времени и сегодня почти дождалась своего часа.

– Я ж тебе не Ихтиандр, – проговорил Дубровин. – В пруду хлама полно. Бросай здесь, и пойдем.

Он топал следом и чертыхался, оскальзываясь на мокрой глине. Юрка вел себя так, будто ничего не случилось, и Макса от этого спокойствия продирало холодком по хребту.

Юрка три с лишним года зарабатывал на новую квартиру, сто раз бывал в переделках почище сегодняшней. Ему школьному другу шею свернуть – раз плюнуть. Одна надежда на «макарова», но, даст бог, до этого не дойдет.

– Здесь дно в прошлом году почистили, – сказал Макс.

Он углядел в сумерках старую березу, зависшую над водой, помнившую, наверное, их мальчишками, взбежал по толстому стволу, потянул из-за ремня пистолет и замер.

Метрах в трех под кустом сидел мужик в брезентухе и высоченных резиновых сапогах. Позабыв про свои удочки, он пялился на Макса и подоспевшего Юрку так, точно впервые видел человека. А у него тем временем клевало. Поплавки качались над водой, один, полосатый, и вовсе ушел в глубину. Да только вот дядя этого не замечал.

«Твою мать!..»

Мыслили они с Юркой синхронно. Тот совершенно бесшумно отступил и пропал в зарослях черемухи. Макс постоял для вида еще с полминуты и двинул следом.

Приятели встретились наверху, у моста. Дубровин глянул на Макса, выбиравшегося из овражка и, не дожидаясь, пошел дальше. Они топали молча до развилки.

Дубровин ни разу не обернулся, только у толстенной липы притормозил и сказал:

– Пока, Макс.

Да, тут их дорожки разойдутся. Юрка пойдет в пустую квартиру, где еще остались вещи Марины и Пашки, а Максу пора домой. Для начала ему придется заскочить к себе, забрать кое-что, потом бежать на дачу, где со вчерашнего дня ждет отец. Надо помочь ему с водопроводом и еще кое-какими мелочами, коих всегда полно. Всех дел не переделать. Послезавтра понедельник. Надо будет возвращаться в город, ехать на работу.

А Юрка уже никуда не торопится. Ему плевать на субботу, на понедельник, на время года и на себя самого.

– Глупостей больше не делай, ладно? – в спину ему сказал Макс.

Дубровин накинул на голову капюшон, запахнул толстовку.

– Ладно, уговорил, щенок. Пойду я.

Щенок! Макс улыбнулся. Юрка всегда его так обзывал, хоть был всего на год старше.

«Тоже мне, старый пес», – хотел сказать он как отзыв на пароль, но перехватило горло.

Старый пес Юрка – однолюб. Он Маринку любил, других женщин для него не существовало. Одна женщина, один сын, одна жизнь на всех – теперь все для него кончено.

По сердцу как бритвой резануло. Макс хотел подойти ближе, но Юрка точно затылком видеть научился.