Становление - Дмитрий Янтарный

— Сынок, — ласково, изо всех сил сохраняя спокойный голос, спросил Уталак, — а что это ты делаешь?

— Мне очень нужно за эту дверь, — деловито откликнулся драконёнок, даже не посмотрев на отца, — меня там ждут. Это очень важно. Открой, пожалуйста, эту дверь, папочка.

Впервые за очень долгое время Уталак не нашёлся, что ответить. В итоге он сотворил в воздухе пару сиреневых рун, которые, молнией пролетев по комнате, оказались возле мордочки дракончика и залетели ему в ноздри. И уже через пару секунд дракончик стал сладко зевать, а ещё через пять упал прямо в руки папы Уталака. И тот, держа в руках своё дитя, в этот момент понял: новую жизнь ему подарили Цвета. И однажды они потребуют за это свою плату.

* * *

Дитрих с удовольствием бывал на острове с драконятами — но уже сейчас он летал туда неохотно, словно ему было с ними скучно. И это при том, что дракончики с огромным удовольствием проводят детство в компании друг друга. Нет, его сын — не обычный дракон. Он другой, он иной, он обречён чувствовать сильнее, чем любой другой дракон.

И вот теперь эта книга. Нет, он всегда будет помнить о миссии Дитриха, но он позволит ему вырасти сильным и счастливым. Позволить оказаться готовым к этому. Нет, до тех пор, пока его сын — дитя, он не подпустит его к Цветам. Даже если ему придётся платить за это свою цену.

Ужин традиционно проходил в центральной зале. И, как и всегда, все члены семейства не могли удержаться от того, чтобы не бросить умильный взгляд на Дитриха. Маленький дракончик, чей стул стоял так, чтобы ему было удобно кушать, чинно ждал, пока ему повяжут салфетку. После этого он аккуратно начинал кушать вместе со всеми. Однако пока его этикета хватало в лучшем случае на одну минуту. После чего он молниеносно поглощал остальное мясо и пулей мчался… да мало ли куда он мог мчаться? Всё чаще и чаще это была библиотека — игрушки, как и многое другое, очень быстро ему наскучили. Не из-за капризов — как раз капризным Дитрих не был, хотя, как и всякий уважающий себя малыш, быстро научился вить из старших верёвки в своих нуждах. Тем не менее, всё больше и больше его интересовали книги.

Едва Дитрих выскочил из столовой, как в зал влетела записка. Взяв её, Уталак внимательно прочитал содержимое.

— Неужели день зимнего солнцестояния так близко? — удручённо прошептал он, — а, кажется, будто только неделю назад от Пурпурных вернулись.

— Да нет, папа, всё верно, — сказала Олесия, — как раз три месяца. Ах, бедная Меридия. На каждой встрече она буквально не отходит от меня, спрашивает и спрашивает про Дитриха. И даже не может его увидеть. Бедная девочка.

— Да, испытания ей выпали тяжёлые, но они её закалят. И уж тем более научат ценить свою пару, которую она уже один раз едва не потеряла, — ответил Уталак, после чего с грустью посмотрел на Олесию, — ну, право слово, я всё равно с трудом могу поверить, что он выбрал её, а не тебя.

— Меня это не огорчает, папа, — светло улыбнувшись, ответила Олесия, — я потянулась к нему тогда потому, что он был забитый, замкнутый, несчастный. Мне хотелось обнять его и утешить, ничего более. И теперь, когда он — наш маленький брат, я просто не могу этому нарадоваться.

— Угу, — хмыкнула Аяри, подперев голову кулаком и с традиционным раздражением глядя на проявляющую нежность сестру, — только вот спать он всё равно предпочитает у Лиалы.

— Да потому что она жульничает! — притворно возмутилась Олесия, — ясное дело, она же ему какой хочешь сон подарить может.

— Ну, днём у меня перед вами нет шансов, — улыбнулась Лиала, чей взгляд на короткое время стал ясным и осмысленным, — дайте хоть ночью отыграться. Я, в конце концов, люблю его не меньше вашего. Да и вообще, три ночи в неделю — это не так уж и много.

Сон Дитриха — это тема, заслуживающая отдельного обсуждения. Маленький дракончик очень не любил спать один в своей комнате, поэтому для него было самым обычным делом вечером прийти в чью-то спальню и залезть под одеяло. Лидировала в этом марафоне, разумеется, Лиала: Серебро и Сирень позволяли ей быть почти что полноправной владычицей сновидений и показывать Дитриху такие миры, от которых дракончик приходил в полный восторг. К сестрице Олесии Дитрих тоже стабильно приходил раз-два в неделю. А вот остальные варианты могли быть разными. Он мог прийти и к маме с папой, и к Аяри, и к братьям. Правда, к Мефамио он после того нехорошего случая больше не ходит. Уталак вздохнул, посмотрев на своего старшего сына. В его глазах с того дня поселился надлом, когда он понял, что навсегда оттолкнул от себя братика…

* * *

И ведь ничего не предвещало беды. Дитрих, несмотря на постоянную занятость Мефамио, очень любил старшего брата. А уж ночи, когда он приходил к нему ночевать, воспринимались последним как настоящее чудо. И Уталак чувствовал, что Мефамио тоже всей душой тянется к малышу, которому ещё столько предстояло узнать. Хотя и в свойственной ему манере напрямую этого не показывал.

Но в тот день всё пошло не так. Мефамио, будучи начальником стражи острова, был драконом очень занятым, и, как следствие, иногда ему даже не хватало времени на душ. Что Дитрих в силу своего роста, разумеется, чувствовал куда сильнее других. И вот однажды, когда Мефамио вернулся к себе в комнату прикорнуть пару часов и бросил сапоги у входа, Дитрих со святой наивностью решил помочь ему. Подумав, что ногам Мефамио жарко, он на своей тележке привёз ему два кувшина воды. В каждый кожаный сапог вылил по кувшину. И ладно бы он удрал после этого — Мефамио остыл бы, ну или понял бы его благие намерения. Но нет, когда Мефамио вышел — его ждал улыбающийся Дитрих, уверенный, что старший брат оценит его заботу.

Но он не оценил. Попытавшись, как обычно, запрыгнуть в свои сапоги на ходу, Мефамио, совершено не ожидавший в своей адрес такой «заботы», поскользнулся и растянулся на полу». Ошибочно решив, что дракончик хотел над ним пошутить, он схватил Дитриха за шкирку и несколько раз ударил его по самому чувствительному месту. И сразу же выронил его. Потому что в этот момент в синих глазах маленького дракона словно что-то умерло. Искра наивного детства погасла, глаза стали стеклянными… без единого слова он повернулся и побежал в свою комнату. Если бы Мефамио сразу бросился за ним, сразу попросил прощения, возможно, было бы не так поздно. Но он, поразившись собственной несдержанности и увиденному в глазах Дитриха, упустил бесценную минуту. Когда он бросился к брату, дверь в его комнату уже была заперта.

Весь замок не спал в эту ночь. Мефамио никто не ругал, потому как знали, что никто не накажет его сильнее, чем он накажет себя сам. Но сидевший в кресле гостиной Рэй неумолимо сообщал о всё новых и новых вспышках Лазури, исходивших из комнаты Дитриха. Лиала сидела неподвижно, её глаза смотрели в пустоту: девушка с Серебром и Сиренью уже готова была встретить Дитриха в мире снов, но его там всё не было. Олесия беззвучно плакала, Аяри бессильно шипела. Это продолжалось невыносимо долгий час. После чего глаза Вилера, Ланире и Аяри засветились тёмно-жёлтым светом, и все трое глухим голосом синхронно сказали одну фразу: