Неземная девочка - Ирина Лобановская

— Тебя как зовут?

Он решил идти напролом. В любви как на войне — либо геройски погибнешь, либо станешь героем-победителем.

— Оля… — тихо ответила несмеяна.

— Оля… Вот что, Оля… Бросай ты своего урода носатого и поехали со мной. Девчонку твою удочерю, папой меня звать будет. И улыбаться ты начнешь. Это обязательно.

Чужая жена изумленно глянула на него:

— Вы… что? Вы вообще кто?… Я вас первый раз вижу…

— Но не последний! — нагло пообещал Алексей. Его нахальства сейчас хватило бы на десятерых. — Думай проворнее! Сейчас твой вернется!

— Я… Я ничего не понимаю… — пролепетала ошеломленная Ольга.

— Я тоже, — признался Алексей. — Я как тебя увидел, со мной сразу что-то такое сделалось… Объяснить не могу. Но ты моя — и привет!

— Т-твоя?! — задохнулась от возмущения Оля. Возвратился носатый Костя и мрачно уставился на жену и ее нового прихехешника.

— Нам пора! — угрюмо сказал он. — Ребенок ждет.

— Ребенок давно спит! — логично возразил Алексей и вновь повернулся к неулыбе. — Так что?

— Что-о?! — взревел носатый. — Еще один на мою голову?! Ты, сука, просто слюни на мужиков пускаешь, как собака на мясо! Немедленно домой!

Он рванул жену за руку из-за стола и с размаху отвесил ей звонкую пощечину. В комнате наступила тишина. Хозяин кинулся на помощь.

— Константин, уймись! Руки-то зачем распускать? Прибери свою ревность в карман! Она тут явно лишняя.

— Лишняя?! — опять проревел носатый. — Это моя жена мне лишняя!

Ольга стояла белая, опустив глаза. Щека, запятнанная тяжелой ладонью мужа, заливалась багрянцем.

— Лишняя? — обрадовался Алексей. — А слово-то уже вырвалось, не поймаешь…

И он сильно рванул Ольгу за другую руку к себе. Ошарашенные гости притихли окончательно.

— Вот мне она как раз пригодится! Прости, что мы тебя делим, как вещь, — бросил он Ольге. — Бегом! Это обязательно.

И Алексей вылетел из квартиры, волоча за собой совершенно обезумевшую Ольгу и оставив позади не менее шокированных гостей. Безрассудный закон любви…

Такси Алексей поймал быстро, втолкнул туда Ольгу и сел рядом.

— Прости… — повторил он. — Ребенка отсудим, развод я беру на себя! Это обязательно. Жить пока будем под Красноярском, у меня туда предписание. Дальше посмотрим. — Алексей прижал к себе Ольгу. — Я тебя больше никогда от себя не отпущу! И привет!

Несмеяна пристально всмотрелась в его лицо.

— А как тебя зовут, герой? — спросила она.

Алексей долго водил Ольгу за собой буквально за руку. Очень боялся, что отпусти он ее — и она исчезнет.

— На земле давно устроена для нас вполне приличная жизнь, но лучше доустроить ее до совершенства, — повторял он.

Он взвалил на свои плечи все: Ольгин муторный развод, объяснения с уродом Костей (Алексей был искренне убежден в его безобразии, хотя другие ничего такого в нем не замечали), беседы с тещей, оказавшейся довольно занудливой, хотя и еще молодой дамой…

— Подумаешь, преступление! — пробубнил Алексей в ответ на упреки приятеля, в доме которого все произошло. — Побег с чужой женой законом не карается, это тебе не чужая машина! Вот там дело пахнет керосином.

Когда они втроем с Аллочкой, наконец, уехали из Москвы, словно вырвались и скрылись от всех, Алексей вздохнул облегченно. Хотя еще один постоянный тайный страх жил в его сердце: Алексей панически боялся будущего и не знал, как его жена перенесет трудности армейского быта после столичной обеспеченности и удобств. Уже достаточно избалованная ими, так и не работавшая после окончания педвуза, Ольга могла тотчас сломаться в гарнизоне под Красноярском и сразу метнуться назад, к мамочке и к своему бывшему носатому Косте, который, несмотря на все свои скандалы, жену отпускать ни за что не желал. Страх преследовал Алексея долго, лет пять или шесть. Но Ольга, вопреки всему, не сломалась и никуда не уехала.

Акселевичи прожили в мире и согласии не один десяток лет. Алла — дочка Ольги — так никогда и не узнала, что Алексей не ее отец. Тайну берегли свято. Алла Константиновна стала Аллой Алексеевной. Как и обещал, Алексей стал для маленькой Аллочки настоящим отцом. Даже сама Ольга не смогла бы упрекнуть его в пристрастии к сыновьям и в разном отношении к детям. Муж никогда не выделял никого из них. Хотя Борьку, младшего, все в семье особенно любили. Старшие Алешки — Алла плюс два Алексея, как их называли в семье, — носились с самым маленьким, баловали его и лелеяли. Борька служил им живой игрушкой.

В Москве Алексей дослужился до звания генерала. И старший сын, тоже Алешка, пошел по стопам отца — окончил военную академию.

Вот тогда семью и настигла первая настоящая беда: друг, закадычный друг, милый, улыбчивый Петька Земцов какими-то хитрыми окольными путями прописался в квартире.

Возмущенный Акселевич-старший обратился за помощью к родному государству, которое он столько лет охранял верой и правдой. Нет, он не требовал выселить Петьку-предателя. Пусть живет… Алексей Демьянович просил предоставить семье генерала отдельную квартиру. Разве он ее не заслужил?

И ему ее дали. Когда младший, Борька, уже перешел в десятый класс.

Комната была узкая. Размахивая форточкой и устремляясь к одному-единственному окну, рассматривающему переулочек, она вечно мечтала о чем-то, особенно вечерами, когда ей приходилось усиленно отбиваться от темноты.

Нинину кровать загораживал большой шкаф, служивший чем-то вроде перегородки или ширмы. Заодно он давал хотя бы иллюзию большего пространства и позволял бабушке, живущей вместе с Ниной, чувствовать себя обитательницей своей собственной комнаты. Родители занимали вторую комнату. Они словно отделились от Нины стеной, высокой и давящей. Нина часто думала, что стены в квартире стоило бы снести.

Однажды она взяла карандаш и старательно попыталась проткнуть им стену.

— Что ты делаешь? — возмутилась бабушка.

Нина продолжала сосредоточенно долбить стенку карандашом. На монотонный стук явился отец. Выяснил, в чем дело, и уселся на диван, нога на ногу.

— Нет, ну, есть такая теория, что мир, в соответствии со своими изначальными законами, меняется, он вовсе не статичен, — начал он философствовать. — Якобы даже когда-то, в каком-то очень далеком будущем, молекулы перестроятся и расположатся по-другому. Правда, по этой теории подобное может случиться через какой-нибудь миллиард лет, но произойдет это непременно. Вот представим сегодняшнюю ситуацию: человек тычет в стенку карандашом, уверяя, что выжидает момента, когда сумеет добиться своего, и этот карандаш пройдет сквозь стену. Сторонники теории статичности мира скажут ему, то есть тебе, Нина Львовна: «Девочка, ты глупа». И со своей точки зрения будут совершенно правы! А вот сторонники теории, согласно которой в мире могут перестроиться молекулы, скажут иначе. Примерно так: «Конечно, то, что ты делаешь, смешно, наивно и, по сути, нелепо, но теоретически ты совершенно права. Потому что если ты еще так потычешь где-то лет с миллиард, то твой карандаш действительно пройдет через эту стену!» — И отец расхохотался, очень собой довольный.