Жестокий наезд - Вячеслав Денисов

Однако сегодня нам не до «Вестей», перловки с мясом и даже не до улицы. Рольф лежит в кухне, у батареи, и вздыхает, как перепивший мужик. Такое может случиться, и случается, с каждым. И ничего в этом страшного нет. Я почти уверен, что он во время гуляния с Сашей выкопал из-под снега какого-нибудь прошлогоднего воробья и... Что поделать, даже «голубая кровь» не в силах подавить волчьи инстинкты.

Саша до кого-то дозвонилась. Наверное, это кто-то из ее знакомых по банку юристов. И сейчас, если прислушаться, можно услышать, как он советует ей поступить. Женщины, юристы они, доктора наук или мойщицы посуды, всегда сделают то, что советует им близкий человек. Закон, знания и опыт уходят на задний план.

Я почесал Рольфа за ухом и направился в комнату. Сейчас вклинюсь всей своей массой в очередное уголовное тело, вынесу постановления о подготовке дела к судебному разбирательству, о его назначении... Все это приходится делать дома, потому что на работе времени нет. Так поступает каждый судья, если он волнуется за исход дела и за качество своей работы. Мы, судьи, несовершенны, как все остальные представители человечества и как закон, который управляет нашим поведением.

Я не успел как следует разместиться за компьютером, как зазвонил телефон. Он у нас спаренный. Один аппарат стоит в зале, где я и нахожусь, а второй в прихожей.

– Это по Рольфу! – крикнула из кухни Саша, однако я уже поднял трубку.

Голос не принадлежал Вадиму и тем более не мог принадлежать Насте. Хриплый, придавленный обстоятельствами голос спросил:

– Как мне услышать Антона Павловича Струге?

– Кто интересуется?

– Это Малыгин. Семен Матвеевич.

Каждый раз, когда под моим председательством рассматриваются дела с участием высокопоставленных лиц города, я попадаю под пресс. Меня поймет каждый судья. Именно по этой причине рассмотрение проступков членов семей шишек на теле городской жизни относится к особой категории. С того момента, как ты берешься за такое дело, весь мир сходится клином в той точке, где в данный момент расположен судья Струге Антон Павлович. От этого тошнит, такое внимание вызывает изжогу, а за настойчивость и нахальство порою хочется не по-судейски, а по-пацански выйти на улицу и набить морду обалдевшим от наглости скотам. Сегодняшний случай из таких. Я не успел дойти до дома, а уже звонят. И не кто-то, а заместитель председателя городской думы.

– Чем обязан, Семен Матвеевич?

– Понимаете, Антон Павлович, вы рассматриваете дело по факту неприятного поступка моего родственника. Сына, если так можно выразиться точнее.

– Семен Матвеевич, вы не могли бы выражаться еще точнее? Яснее, если так можно выразиться.

– Я хотел узнать о перспективах, Антон Павлович.

С одной стороны, почти за девять лет работы это все должно до смерти надоесть. Однако если посмотреть на это с другой позиции, то можно давно привыкнуть. У меня эти два противоположных ощущения находились в стадии равновесия. То есть мне до смерти надоело все то, к чему я давно привык.

– Семен Матвеевич, как бы вы отнеслись к тому, если какой-нибудь судья позвонил вам домой около семи вечера и попросил вас похлопотать за свои личные проблемы? Думается, последовал бы ваш звонок Лукину с просьбой усмирить зарвавшегося наглеца-судью. Или второй вариант – вы просите звонить не домой, а прибыть в гордуму, в мэрию в приемные часы. При этом зная, что времени для этого приема у вас все равно не найдется. Так как?

Но логика бонз непробиваема. В смысле, ее невозможно пробить, когда речь идет о них самих. Политика двойных стандартов действует везде. За это я и ненавижу скандальные дела.

– Как вы понимаете, я не последнее лицо в городе. Меня не может не заботить, чем наполняется атмосфера, которая расположена вокруг меня.

Теперь вы понимаете, чем отличается последний человек в городе от «не последнего»? Первый расположен внутри атмосферы, а в случае со вторым атмосфера располагается вокруг объекта.

– Семен Матвеевич, если быть откровенным, мне совершенно безразлично, чем вокруг вас наполняется атмосфера. Я не работаю в Госкомэкологии. Вы взрослый человек, и мне не хотелось бы объяснять вам простые истины... – Я на мгновение задумался, пытаясь сформулировать мысль о том, что расспрашивать судью о его намерениях человеку, который не имеет на то никаких прав, по меньшей мере несерьезно.

Однако Малыгин оказался проворнее, чем я ожидал.

– Вот вы заговорили о своих личных проблемах, Антон Павлович. Говорите о них смело. Судья имеет право обращаться за помощью. Серьезные люди должны помогать друг другу. Еще не известно, где, когда и кому из нас она понадобится, поэтому всегда нужно быть уверенным в том, что помощь будет оказана. Как у вас в плане жилищного устройства?

Комментировать эту речь не имеет смысла. Даже если бы она была завуалирована, что, кстати, встречается гораздо чаще. И где был этот Малыгин в прошлом году? Когда я написал мэру, что жилищный комитет не выполняет решения районного суда о предоставлении судье Струге отдельной комнаты для улучшения жилищных условий. Попросил выяснить причину этого недоразумения, которое юридическим языком трактуется как «злостное неисполнение решения суда». И за это «недоразумение», между прочим, предусмотрена вполне реальная, а не виртуальная уголовная ответственность. Тишина длится уже пятый месяц. И вот тут, как черт из табакерки, появляется Малыгин. Человек, который к исполнению судебного решения имеет такое же отношение, какое я имею к клонированию овцы Долли. Конечно, мне нужно решить проблему его сына, а он решит все мои проблемы. Причем решит не на словах и без всякого судебного решения. Он сделает все, о чем я его ни попрошу. Купит мне квартиру, замучит на десять лет вперед турпоездками на Средиземноморье, подгонит к подъезду машину и вообще превратит мое дальнейшее существование в земной рай. Может даже прямо сейчас пригнать табор цыган с их «Драда-нуда-нуда-най». Или... Или прямо сейчас доставит в мою квартиру двоих докторов наук, которые со стетоскопами в ушах зависнут над моей любимой овчаркой.

– Закончим этот разговор. У меня есть приемные часы, в которые ко мне волен обращаться каждый. Всего хорошего.

– Струге... Вы, по-моему, не понимаете...

– Дело в том, что как раз именно я все очень хорошо понимаю. В этом проблема моего существования.

Я повесил трубку. В списке «Мои враги» еще одной строчкой стало больше. Подойдя к окну, я закурил и распахнул форточку. Саша опять выскажет недовольство, хотя и сама не прочь иногда выкурить сигарету. Впрочем, она сейчас занята Рольфом, который, по моему мнению, больше симулирует, чтобы привлечь внимание, чем по-настоящему страдает.

Итак, процесс пошел. Точнее, он еще и не начинался. Зато начались движения – неотъемлемая часть каждого мало-мальски серьезного дела. Если бы Артем Малыгин своей «Тойотой» не зашиб насмерть сына владельца всех казино города Альберта Андреевича Измайлова да еще вместе с его девушкой, то все могло быть иначе. Я уверен в том, что если бы после происшествия хоронили бы не Вадика Измайлова с подругой, а среднестатистических терновцев, то Малыгин-папа уже давно все бы сделал. Заплатил родителям потерпевших, как это бывает всегда, огромные отступные, те пришли бы к следователю ГИБДД и сделали заявление о том, что их дети сами нечаянно прыгнули под колеса. Они-де давно высказывали мысли о коллективном суициде. Я это заявляю так уверенно и ответственно: девять лет назад сам был прокурорским следаком. Первое время меня такие поступки шокировали, а потом ничего, привык. Привыкаешь ко всему, когда это у тебя перед глазами каждый день. Не шокируют же прозектора выпотрошенные трупы? Почему же следователя прокуратуры или судью должны потрясать выпотрошенные человеческие души? Это что касается убитых. А что касаемо директора салона по пошиву спецодежды для молодоженов... Тут и говорить нечего. Суперъевроремонт помещения, реабилитирующая поездка на Сардинию и пресс купюр в качестве компенсации за моральный ущерб. После такого финала директор сам бы встречал Малыгина-младшего у дверей своей конторы «Рога и амуры».