История Брунгильды и Фредегонды, рассказанная смиренным монахом Григорием. Часть I - Дмитрий Леонидович Чайка

поместья постепенно превратились в укрепленные самодостаточные единицы, производившие на месте все то, что было необходимо для жизни. Торговля и ремесла постепенно умирали, а вслед за ними умирало денежное обращение. Еще ходили римские денарии и медные нуммии, а золотые императорские солиды[13] оседали в кубышках знати. Местная чеканка ограничивалась тремиссами[14], потому что солид стал чрезмерно крупной монетой. На нее просто нечего стало купить. Но пока еще Галлия пользовалась преимуществами мирного времени под крылом одного короля. Торговцы и мастера свободно передвигались между городами, а в южные порты еще приходили корабли из Империи с изысканными товарами, маслом и тканями. Впрочем, через сотню лет арабские пираты парализуют морскую торговлю, и Западная Европа окончательно погрузится в Темные Века.

В этот год королевство франков впервые за полстолетия управлялось одним королем, Хлотарем I, сыном Хлодвига. Он пережил своих братьев и племянников, и, казалось, междоусобицам придет конец. Но нет. У короля было пятеро сыновей, один из которых прямо сейчас разорял мятежом запад страны, а оставшимся четверым предстояло править после смерти отца. Их и их потомков назовут Длинноволосыми королями, потому что франкские вожди никогда не стриглись. Именно в длинных волосах, по повериям, была заключена их божественная сила. Если Меровинга лишали власти, то ему обрезали волосы, и это было неслыханным позором, ведь короткую прическу носили рабы и покоренные римляне.

На востоке от королевства жили племена баваров и алеманов. Они пока пребывают в дикости и язычестве, и вскоре будут покорены франками. Саксы, что жили севернее, окажут отчаянное сопротивление. Они продержатся еще двести пятьдесят лет, периодически выплачивая дань длинноволосым королям.

В это самое время жило еще трое выдающихся людей своей эпохи, о которых и пойдет рассказ. Георгий Флоренций, юноша из знатной галло-римской семьи, только что принял постриг. Ему предстоит стать святым епископом Григорием Турским, и первым историографом этого времени. В Испании, у Атанагильда, короля вестготов, подрастала дочь, умница и красавица. Девушка умела читать и писать, и получила римское воспитание, что резко выделяло ее на фоне остальных королевских дочек на выданье. Её звали Брунгильдой. А в Суассоне, в покоях франкской королевы Аудоверы, прибиралась неграмотная пятнадцатилетняя служанка Фредегонда, которая должна была стать женой какого-нибудь дружинника и нарожать ему детей.

Но нет. На горе миллионам людей, обе женщины оказались не только красивыми и умными, но и крайне честолюбивыми, жестокими и коварными, что привело к войне, которая продлится сорок лет, и будет стоить жизни десяти франкским королям.

Глава 2

Год 6068 от Сотворения Мира (560 год от Р.Х.), Бретань

— Пощади, отец! — Храмн стоял на коленях, опустив голову вниз. Ему не дали сесть на корабль и уплыть в Британию. Он проиграл все.

На поле битвы королевская дружина еще рубила бретонцев и остатки войска принца-мятежника, но исход был уже ясен. Тяжело раненых добивали топорами и раздевали догола. До короля и его свиты доносились крики и мольбы. Остальных вязали для продажи в рабство. Голова бретонского герцога торчала на копье, услаждая взор короля, а сам покойный укоризненно смотрел на принца. Как же ты, мол, меня в такое безобразие втянул. Король Хлотарь I, сидевший на сказочно дорогом иноходце из Тюрингии, презрительно смотрел на униженного сына. Густые русые волосы короля, не стриженные с рождения, были расчесаны на пробор и заплетены в две толстые косы, достающие до пояса. Не у каждой женщины такие. Сзади почтительно держались остальные сыновья. От старшей жены Ингунды — Гунтрамн, Сигиберт и Хариберт, и от второй жены Арнегунды-Хильперик. Братья не особенно ладили, но в отношении Храмна были единодушны, они его люто ненавидели. Их матери были родными сестрами, дочерьми короля из рейнских земель, а мамаша братца — всего лишь пятая жена их отца, простолюдинка Хунзина. Отец любил ее, поэтому дал Храмну титул короля и богатые города в Аквитании. А за что? Чем они хуже?

— Пощадить? — удивленно спросил Хлотарь. — Так я уже щадил тебя. Забыл? И чем ты отплатил мне? Снова устроил мятеж и втянул в него бретонцев. Зачем мне снова тебя щадить?

— Я дам клятву на мече, по старому[15] обычаю, — жадно искал его взгляда Храмн. — А потом на гробнице святого Мартина[16]. Я буду тебе верным сыном.

Гунтрамн, который был довольно религиозен, перекрестился. Хильперик же, который на своем коне стоял чуть в отдалении, не мог сдержать усмешки. У них в семье клятвы стоили не слишком много. Более того, приносить их очень любили, ведь это был лучший способ усыпить бдительность врага. Потом можно будет покаяться и принести дары церкви. Жадные епископы все равно отпустят грех.

— Не получится. Ты, дурак, поссорился с тестем, и он сжег базилику святого Мартина, — ответил ему отец. — Казначей воет, как волк. Там была оловянная крыша. Представляешь, сколько это стоит? Попы меня теперь просто разденут. Мне незачем тебя прощать, Храмн. У меня есть еще четверо сыновей, и они пока не предавали меня. Так что тебя ждет смерть. Хотя, может, братья решат пощадить тебя. Что скажете, парни?

— Смерть!

— Смерть!

— Смерть!

— Смерть! — Хильперик выступил последним. — И все его поганое семя под нож. Не хватало потом нарваться на кровную месть. Вдруг у них такая же хорошая память, как у бабули.

Хлотарь криво усмехнулся. Его мать, святая Клотильда[17], терпеливо ждала тридцать лет, но выбрала удачный момент и натравила сыновей на своих родственников. Ее отца, короля Бургундии, зарубил родной брат. Но тот успел умереть своей смертью, а потому отвечать пришлось сыновьям убийцы, их женам и детям. Матушка была счастлива, ведь всю ее родню вырезали до последнего человека. Так Королевство Франков заполучило Бургундию, а сердце старой Клотильды, наконец, успокоилось. Кровная месть — священный обычай, что бы там ни говорили христианские попы. Они говорят, что надо подставлять левую щеку, если тебя ударили по правой. Даже слушать противно! Если тебя ударили по щеке, надо ударившему разбить голову секирой. Тогда и по щекам бить никто больше не будет. Так что Хильперик прав, тут рисковать нельзя.

— Взять его! — резко скомандовал король. Дружинники заломили принцу руки.

— Зарубить? — деловито поинтересовался здоровяк с вислыми усами.

— Много чести, — сплюнул король. — Задушить и сжечь. Вместе с выводком.

Жена принца Хлада стояла тут же, прижимая к себе испуганных дочерей. Все это время она бросала на братьев мужа умоляющие взгляды, не смея просить. Все отводили глаза, кроме Хильперика, который даже не скрывал усмешки. Поняв, что это