Тайна Лунного мотылька - Кэтрин Вудфайн

Их глава – молодой англичанин, джентльмен, прекрасно владеющий оружием. В деревне его прозвали Вайго Рен, что значит "иностранец". Мы приняли гостей с распростёртыми объятиями, полагая, что они оказывают нам честь, отвели их в храм и показали Лунный бриллиант. Вайго Рен завёл долгую беседу с монахами и попросил взять его в ученики.

Но мы не знали, что он двуличный человек, вступивший в сговор с императором, который завидовал богатству и благополучию нашего храма. Вайго Рен солгал, сообщив императору, будто монахи тайно ненавидят династию Цин и хотят свергнуть её, заручившись поддержкой иностранных армий. Император рассвирепел и отправил воинов в Хэнань, вместе с Вайго Реном они напали ночью, когда мы спали. Они ограбили храм и сожгли деревню. Пока мы пытались спасти родных и наши дома, Вайго Рен прибрал к рукам Лунный бриллиант.

Тогда для нас настали тяжёлые, тёмные времена. Многие погибли, деревня была разрушена. Я не выполнил свой долг, не защитил камень, а Вайго Рен скрылся, и уже ничего нельзя было с этим поделать. Вскоре мы с твоим отцом и дядей покинули Хэнань.

Император погубил нас и лишил дома, но мы знали, что для нас найдётся работа на одном из пароходов. Морское путешествие было нелёгким и полным опасностей, но в итоге мы прибыли сюда, на мирные берега».

После этих слов дедушка раскрывал ладони, словно выпускал из рук птицу, даруя ей свободу.

– А конец истории ты знаешь сама, – заключал он.

– Что случилось с бриллиантом? – как-то раз спросила Мэй, когда была ещё совсем маленькой.

Дедушка улыбнулся, но глаза его наполнились печалью.

– Этого я не знаю. Скажу только, что у него своя судьба.

Затем, просияв, он крепко обнял Мэй и произнёс:

– Ты и твои братья для меня дороже любого бриллианта, милая моя. Старику вроде меня и не надо иных сокровищ.

Впрочем, несмотря на это, дедушка часто вспоминал про Лунный бриллиант. Порой после своего рассказа он вздыхал и говорил: «Знаешь, мне иногда снится наш храм. Как бы мне хотелось, чтобы бриллиант вернулся на своё место и снова озарил его светом».

Дедушка много думал о прошлом – папа и дядя Хуань постоянно это говорили. В Лондон они прибыли ещё совсем молодыми и начали новую жизнь: папа открыл магазинчик, встретил маму и завёл детей, дяде Хуаню полюбилось морское дело, и он дослужился до старшего помощника капитана на одном из крупнейших пароходов у дока Вест-Индия. Каждые несколько месяцев он ненадолго возвращался домой с пакетиками корицы, забавными поделками из слоновой кости или длинными страусиными перьями, которыми щекотал щёки Мэй. Тогда устраивали семейный праздник, дядя снова занимал свою старую комнату на чердаке, напротив дедушкиной, и проводил в Лондоне несколько весёлых, наполненных счастьем недель. Вот только в этот раз дядя Хуань не застанет дедушку.

У Мэй защемило сердце. Она всё ещё очень скучала.

До реки оставалось идти всего ничего. В воздухе витал причудливый, кисловато-острый аромат дыма и смолы, приправленный ноткой рома из дока Вест-Индия, и отчётливый запах воды. С этой реки всё началось, по ней дедушка, папа и дядя Хуань приплыли в Лондон много лет назад. Мэй брела, разглядывая тёмные силуэты бесчисленных подъёмных кранов и мачт.

Прохожих здесь было на порядок больше, чем в Чайна-тауне, и Мэй пришлось обежать мальчишку, который продавал газеты за пенни; протиснуться между лошадьми с телегами, нагруженными деревянными ящиками; между конторскими служащими, шедшими на таможню; босыми ребятишками, шнырявшими в толпе, и рабочими, выносившими с корабля груз: мешки с зерном, огромные мотки верёвки и длинные доски. Все были заняты своим делом, и никто не обращал внимания на маленькую девочку с корзинкой.

Мэй немножко расслабилась и осмотрелась. Обычно река была серой, но сегодня июньское солнышко окрасило её в синие и зелёные тона, и она весело мерцала серебром. Над головой кричали чайки, из труб на другой стороне реки валил дым, по воде скользили пароходы, парусные корабли, баржи и каботажные суда[7]. Мэй даже расстроилась, когда подошла к лавке сапожника, и ей пришлось отвлечься от всей этой красоты.

Добродушный краснолицый сапожник чуть ли не всё свободное время проводил в таверне «Семь звёзд».

– Ты за обувью своего братца, мисс Мэй? Вот, держи. Как новенькие! – сердечно воскликнул он и протянул ботинки. Мэй уже хотела их забрать, как вдруг сапожник отдёрнул руки, чем очень сильно её удивил.

– Передашь от меня кое-что своему отцу? – попросил он, понизив голос, и его обычно весёлое лицо помрачнело.

– Конечно, – ответила Мэй.

– Только отцу, хорошо? Больше никому ни слова. Даже твоему негодному братцу.

Мэй кивнула, глядя на него с нарастающим любопытством.

Сапожник помедлил, а затем произнёс еле слышно:

– Скажи ему, что он вляпался.

– Что?

– По самые уши. Он всё поймёт. А теперь беги, милая, и будь осторожна.

Последние слова он произнёс весьма загадочно. Это было не обычное «до свидания», сапожник пытался её о чём-то предупредить. Мэй даже представить себе не могла, о чём именно, но по спине, несмотря на тёплую погоду, пробежал холодок.

До этого оживлённый порт предстал перед Мэй совсем иным. Матросы и грузчики спешили обратно в Чайна-таун. Какой-то пьяница вывалился из двери таверны, прошёл прямо перед ней, уронил бутылку на землю и громко выругался. Мэй поспешно его обогнала, но тут её окружили оборванцы – один, самый маленький, пытался отвлечь, дёргая её за подол, а второй тянулся грязной ручонкой к корзинке. Но Мэй выросла в Ист-Энде и знала, что делать: она оттолкнула вора, нахмурилась и принялась кричать как можно громче: «А ну прочь! А не то позову констебля!», пока они не убежали и не скрылись в толпе.

Сердце у неё стучало как сумасшедшее, она спешила вернуться домой. Нет, Мэй не бежала. Тогда бы она показала свой страх, а вместе с ним – слабость. Однако в голове гремели слова сапожника, словно колокола церкви Боу: «Он вляпался. По самые уши. Будь осторожна».

Мэй распахнула дверь в лавку, и колокольчик над входом залился звоном. Девочка замерла на пороге.

По магазинчику словно прошёл ураган: мебель опрокинута, бутылки и банки разбросаны, жестяные коробки с чаем и кофе сброшены с полок, по полу рассыпаны листья и зёрна. В этом хаосе Мэй не сразу заметила скорченное тело, похожее на сломанную марионетку, которое лежало посреди комнаты.

– Папа! – завопила она.

На другом конце туманного города шпилей и трущоб, в самом сердце Вест-Энда располагался магазин иного рода. Самый модный универмаг в Лондоне ломился от посетителей: сезон был в полном разгаре, и всё светское общество стремилось в «Синклер».