Дружина Окаянного князя - Илья Куликов

Боярин Талец тут же склонился над ней и, погладив по голове, убрал её руку от живота, из которого струилась кровь.

– Она не жилец. Анастас, помолись о ней, если она, конечно, Христовой веры.

Последнюю фразу боярин Талец сказал потому, что на груди у Родимки висели и языческие обереги, и крестик. Такое теперь можно было часто увидеть на Руси. Многие до конца не понимали и не разбирались во всех тонкостях веры и предпочитали верить и в Перуна, и в Христа.

Епископ Анастас сорвал с шеи девушки языческие обереги и брезгливо отбросил их, а после погладил умирающую по голове.

– Её убили потому, что она знает о том, что князь умер, – озвучил очевидное боярин Елович, – и сделали это либо для того, чтобы об этой новости никто не узнал, либо, напротив, пытались узнать, мёртв ли князь.

– Какая теперь разница, – к удивлению всех, совершенно безразличным голосом произнёс Талец, – жалко, конечно, девку, но смерть князя всё равно долго не утаить. Надо нам с тобой, боярин, не лясы здесь точить, а ехать к князю Борису, и чем быстрей, тем лучше, а то как бы кто кому-нибудь из других сынов Владимира весть эту не принёс. В любом случае, счёт идёт на часы.

– Может, постараемся словить душегуба? – спросил боярин Елович. – Дорога тут одна, и коли он в Киев направился, то по ней и поскакал. Там в другом тереме, в котором люди князя расположились, найдём охотников. Следы свежие, и поймать душегуба будет несложно.

– И сорок воинов, что расположились в гостевом тереме, узнают о том, что князь Владимир умер. Одного поймаем, а остальных упустим.

– Бояре, а кажется, я знаю, кто душегуб, – вмешался епископ Анастас. – Душегубом должен быть один из дружинников. Скорее всего, его подкупили люди Ярослава или Святополка, чтобы он выведал, когда князь умрёт. А от кого это узнать можно, как не от человека, который ухаживает за больным князем? Душегуб сейчас, скорее всего, вернулся в гостевой терем и ждёт темноты, чтобы спокойно улизнуть, и не страшится он никакой погони. Поймать его мы не сможем, но дело своё должны делать. Я повезу князя в Киев, а вы приведёте туда его преемника и княжескую дружину. Таким образом, мы, возможно, избежим кровопролития.

Оба боярина криво усмехнулись.

– Может быть, на какое-то время и избежим, если дружина поддержит преемника, но она может и сама себе князя выбрать.

Любой князь всецело зависел именно от дружины. Нет, конечно, город, в котором он правил, тоже многое значил, но как раз чем лучше город, тем больше людей мог содержать князь и тем сильней он был. Города, конечно же, тоже могли собрать войско, но оно было куда хуже княжеской дружины. С другой стороны, чем лучше город, тем больше охотников обладать им. Впрочем, все понимали, что тот, кто получит дружину, сядет править в Киеве, а те, кто будет против, побегут в Скандинавию и постараются позвать на Русь варягов, чтобы эти отважные воины за награду посадили их на княжеские столы.

Так было, когда умер Святослав, так будет и теперь, но это не означало, что жизнь закончилась. По-прежнему необходимо есть, пить, желательно вкусно, и хотелось быть уважаемым человеком. А значит, надо быть с тем, кто силён. В своё время и Елович, и Талец сделали правильный выбор, предпочитая быть с князем Владимиром, а не с его братом Ярополком, но тогда они были молоды и скитаться вместе с Владимиром по Скандинавии им было за радость. Теперь они обжились на Руси и покидать её не хотели. На Руси должен сесть тот князь, что сможет удержать её, и только это позволит им дожить свой век в достатке и передать детям вовсе не малые средства. Оба старых боярина это понимали и не собирались действовать вразрез со своими интересами.

Для епископа Анастаса надо было сохранить дело князя Владимира – христианизацию страны, и уберечь её от возможного перехода в язычество, или, что ещё хуже, принятия христианства по западному образцу.

Поэтому князь Святополк, сидящий в темнице в Киеве, другом ему быть не мог.

Уже через несколько часов двое бояр и несколько десятков воинов спешно двигались к рати князя Бориса Ростовского, а епископ Анастас вместе с оставшимися воинами с наступлением сумерек, завернув князя Владимира в ковёр, отправился в Киев как ни в чём не бывало, словно он не вёз тело всеми любимого князя, а просто возвращался от него в столицу.

Князю Святополку было тридцать шесть лет. На Руси его считали сыном двух отцов. Это было вполне понятно, так как мать Святополка была супругой брата Владимира Ярополка, а после его смерти Владимир взял её себе в жены. Когда Святополк родился, то сразу поползли слухи, что он вовсе не сын князя Владимира, а сын князя Ярополка.

Князь Владимир особого интереса к мальчику не проявлял, так как в то же время у него от другой его жены, куда более любимой, родился сын, которого нарекли Ярославом, и кроме того, были в те дни живы ещё два старших сына – Вышеслав и Изяслав. В тот момент многие говорили, что Святополк на самом деле сын Ярополка и что его мать, когда князь Владимир её взял, была в тяжести, но увидеть это было в то время было невозможно.

Князь Владимир признал Святополка своим сыном, но особо в его воспитании участвовать не собирался. Всё стало меняться в последние годы. После смерти Изяслава и Вышеслава возник вопрос о старшинстве среди сыновей Владимира. По возрасту старшим сыном стал именно Святополк, который родился волей случая на несколько месяцев раньше сына Рогнеды и Владимира Ярослава. От отца князь Святополк получил в управление Туров и вскоре женился на дочери польского князя Болеслава Храброго.

Отношения между князем Владимиром и Святополком стремительно ухудшались и из-за вопросов веры, и из-за вопросов наследования, так как князь Владимир хотел видеть наследником своего сына Бориса, которого любил больше других и которого любили киевляне, считая его полной копией отца.

Князь Святополк ещё не знал о том, что его отец Владимир умер. Он находился в заключении вместе со своей женой, княгиней Владиславой Болеславовной.

Владиславе было двадцать лет. Проводимые в подземелье дни очень плохо сказались на ней. Женщина лишилась ребёнка, которого они ждали, а её супруг бессильно сжимал кулаки.

– Владя, – ласково проговорил князь Святополк, смотря на супругу, которая сидела в углу и прижимала руками колени к голове, – перестань изводить себя! У нас будут другие дети, а этого не воротишь.

– Я ненавижу твоего отца! Я готова его убить!

– Какого из? Владимира, который меня считает Ярополковым ублюдком, или Ярополка, который умер до моего рождения?

– А кого ты считаешь своим отцом?

– Да никого.

Князь Святополк встал и подошёл к столу, на котором находился их скудный обед. Тюремщики не собирались его баловать, и он, посмотрев на кашу, которой даже пёс не всякий порадовался бы, со всей силой стукнул кулаком по столу.

– Владя, встань и иди поешь! Мне тоже нелегко, но это не значит, что мы здесь сдохнем!