За все надо платить - Александра Маринина

Через три дня Герман понял, что ничьи визиты ему не нужны.Работа пошла так успешно и легко, что отрываться от нее хотя бы на минутуказалось ему кощунственным. Он сначала попытался закончить ту работу, надкоторой трудился уже два месяца, но вдруг понял, что все это ерунда, что делатьнужно совсем не так, и начал все заново. Теперь, по прошествии десяти днейпребывания в отделении у доктора Бороданкова, новый вариант программы близилсяк завершению, и Герман испытывал необычайный творческий подъем, который скаждым днем делался все более мощным. На его фоне усиливающееся недомоганиеказалось ерундой, не стоящей внимания.

* * *

Александр Иннокентьевич Бороданков обернулся на скрипоткрывающейся двери и увидел Ольгу. Она была уже без халата, ее сменазакончилась, и она стояла на пороге его кабинета в красивом темно-зеленомкостюме с короткой юбкой и длинным пиджаком. С гладко зачесанными назад темнымиволосами и большими очками с голубоватыми стеклами она напоминала сейчас немедсестру, а деловитую секретаршу большого начальника.

– Саша, Мискарьянц опять ничего не ел, – сказалаона озабоченно и почему-то грустно. – Похоже, дело идет к концу.

– Второй день?

– Да. Работает как бешеный, а тарелки все нетронутые.Неужели ничего нельзя сделать?

– Глупый вопрос, детка. Раз он не испытывает чувстваголода, значит, начались необратимые изменения. Но он хотя бы продержалсядольше других, сегодня десять дней, как он у нас, а другие едва неделювыдерживали. Может, нам все-таки удалось нащупать методику, как тебе кажется?

– Вряд ли, – вздохнула Ольга. – Просто Германоказался здоровее других. Саша, так больше нельзя, ты сам видишь, ничего у насне выходит. Без архива Лебедева мы с места не сдвинемся. Давай наконец признаемэто.

– Нет.

Ответ Бороданкова был тверд, как и его кулак, которым онстукнул в этот момент по колену.

– Нет, я не отступлюсь. Если Лебедев смог придумать, тои я смогу. Мискарьянц, конечно, не старая развалина, но у него наверняканаличествуют все болячки, которые и должны быть у тридцатилетнего мужика. Он неможет быть абсолютно здоров. Гастрит, бронхит курильщика, немножко сердечко. Тывидела, какие у него мышцы ног? Играл в футбол или в хоккей, к гадалке не ходи.А коль играл, значит, падал, значит, незалеченные сотрясения мозга, пусть илегкие, но были обязательно. Он не может быть здоровее того художника,Вихарева. А Вихарев продержался всего четыре дня. У него всего и было-тонемного повышенное давление, а пожалуйста тебе – инсульт. Я уверен, что мы направильном пути, нужно продолжать работать с модификациями лакреола. Ещенемного – и мы сделаем это.

– Не знаю, Саша.

Ольга бросила сумочку на кресло и подошла к Бороданкову.Александр Иннокентьевич обнял ее и усадил к себе на колени.

– Ну что ты, Олюшка? Руки опускаются? Так всегдабывает, это нужно перетерпеть. Зато представь только, что нас ждет, когда мыразработаем методику. Считай, докторская у тебя в кармане. Слава, почет,деньги. Ты сама подумай, ты же целый год работаешь медсестрой со своейкандидатской степенью. Ну неужели тебе не обидно приносить такую жертвувпустую?

– Не знаю, Саша, – повторила она, обнимая его зашею и утыкаясь подбородком в густые светлые волосы мужа. – Мне почему-то кажется,что ничего у нас не выйдет, они так и будут умирать, и мы с тобой ничего несможем с этим поделать. Иногда я ловлю себя на том, что перестаю понимать, чтоты делаешь. Наверное, у меня просто не хватает мозгов на эту работу. Даже еслиу тебя получится, докторскую я все равно не напишу.

– У нас получится, – мягко поправил ееБороданков. – Не у меня, а у нас с тобой. У всех нас. Ты способная,Олюшка, ты талантливая, ты обязательно защитишься. Мы запатентуем изобретение иуедем отсюда к чертовой матери, откроем собственную клинику, станем богатыми иуважаемыми людьми. Вот увидишь, все будет отлично. Сейчас я обойду палаты, и мыс тобой поедем домой. Давай сегодня сходим куда-нибудь поужинать. Ты такаякрасивая в этом костюме, жалко, если ты его снимешь и начнешь возиться у плиты.Давай?

– Давай, – кивнула Ольга, вставая и поправляяюбку. – Иди, Саша, я тебя здесь подожду.

Бороданков снял с вешалки ослепительно белый халат,аккуратно застегнул его на все пуговицы и отправился с вечерним обходом. Идя посветлому длинному коридору отделения, он думал о том, что Ольга, конечно же,права, без разработок Лебедева они с места не сдвинутся. Это он перед женойкорчит из себя гения, утверждая, что если Лебедев смог придумать, то и он,Бороданков, сможет. На самом деле Александр Иннокентьевич прекрасно отдавалсебе отчет в том, что с Лебедевым ему не равняться. Он всегда мог то, чего немогли другие. Это Бороданков понимал еще тогда, когда был аспирантом Лебедева.И почему он так не вовремя умер! И черт дернул старого дурака незадолго досмерти жениться на молоденькой женщине! Был бы женат на своей старухе, никуда бона из России не делась и проблем бы не было. Отдала бы все бумажки до единой,даже не заглянув в них. А Вероника тут же нашла себе спонсора и свалила за границувместе со всеми архивами мужа. Ищи ее теперь.

К Мискарьянцу Александр Иннокентьевич зашел в последнююочередь. Герман сидел за компьютером, погруженный в работу.

– Добрый вечер, голубчик. Я вижу, работа идет полнымходом, – весело приветствовал его врач.

– Да, все получается. Просто удивительно, как хорошомне работается здесь! Кажется, всю жизнь здесь провел бы, – засмеялся вответ программист.

– И как скоро вы закончите?

– Думаю, послезавтра. А может быть, даже завтра.Скажите, Александр Иннокентьевич, я смогу уйти домой сразу же, как толькозакончу программу?

– В ту же минуту, – заверил его Бороданков. –Вот видите, домой все-таки хочется, а ведь только что говорили, что провели быздесь всю жизнь. Хорошо, с работой, я вижу, полный порядок. А самочувствие?Что-нибудь беспокоит?

– Так, – Герман пожал плечами, – слабостькакая-то, но это ерунда, я вас уверяю. Это оттого, что я все время сижу, нехожу совсем, не двигаюсь. Вернусь домой и сразу восстановлюсь, дело двух-трехдней.

От врача не укрылось, что лоб Германа был покрыт испариной,волосы прилипли ко лбу, хотя в комнате благодаря открытому окну было довольнопрохладно. Вокруг губ залегли синюшные тени. Он прав, подумал Бороданков, делодвух-трех дней. А то и меньше.

– Как давно вы чувствуете слабость?

– Дня четыре, наверное. Может быть, пять.

Герман пожал плечами и радостно засмеялся.

– Я так много работаю, что все дни слились в один. Есливы мне скажете, что я у вас уже целый месяц, я вам поверю.

– Так не годится, голубчик, – укоризненно покачал головойАлександр Иннокентьевич. – Даже самая продуктивная работа требуетперерывов. Отвлекаться, конечно, нельзя, это моя методика запрещает, а вотспать нужно обязательно. Не забывайте, во сне мозг продолжает работать, и,между прочим, намного лучше, чем когда вы бодрствуете. Вы целый деньзаставляете его действовать в определенном направлении, которое вам самомукажется правильным. Вы загружаете свой биологический компьютер информацией, апотом начинаете указывать ему, как он должен эту информацию перерабатывать. Нов ваших указаниях зачастую отсутствует логика, в них масса вкусовщины, начинаяс того, что вам лично глубоко неприятен какой-то ученый или специалист ипоэтому вы, сами того не замечая, избегаете подходов, которые этот специалистпредлагает, и кончая тем, что вы раздражены и вам нездоровится, оттого что высъели на обед что-то не то. А когда вы спите, все подобные глупости спят вместес вами, а мозг, нагруженный информацией и чистыми, не замутненными никакимиэмоциями теоретическими постулатами, работает четко и спокойно, в том темпе итом режиме, который наиболее ему удобен. Ведь не случайно, когда вы пришли кнам, отвлеклись от всего и успокоились, вам пришлось начать всю работу заново.Ведь признайтесь, в последнее время дома вы почти не спали?