Куликовская битва - Виктор Поротников

На первое время, как всякого новичка, Нелюба определили в пешую сотню, над которой верховодил ворчливый седоусый Милонег.

Поначалу Нелюб относился к Милонегу с некой долей пренебрежения: мол, на старости лет тот подвизается в пешей дружине, приглядывает за новичками, так как ни на что более не годен. Однако уже через несколько дней мнение Нелюба о Милонеге резко поменялось. Оказалось, что старик Милонег и на мечах бьется лучше всякого молодого ратника, и дротик кидает в цель вернее, и против ножа запросто с голыми руками выстоит. Помимо всего этого, Милонег был сведущ во врачевании, умел кровотечение останавливать, вывихи вправлять, зубную боль лечить.

Кормили гридней три раза в день. В скоромные дни потчевали их мясной похлебкой или кашей с кусочками мяса. В постные дни давали рыбу, вареные овощи, мед и, опять же, различные каши, сваренные на воде. Хлеба всегда было вдоволь. По праздникам князь выставлял своим дружинникам хмельное питье, ячменное пиво или медовуху.

Жалование выдавали раз в месяц, если не было войны. Простой дружинник получал десять-двенадцать серебряных монет, как правило, арабской или европейской чеканки. Своих монет в ту пору на Руси еще не чеканили. Вместо монет на Руси имели хождение маленькие рубленые кусочки серебра с клеймами различных городов. Десятский получал двойное жалование простого воина. Сотник имел тройное жалование. Гридничий и огнищанин имели двойное жалование сотника.

Получив свое первое жалование княжеского гридня, Нелюб даже слегка растерялся. С такими деньгами он мог купить неплохого коня или пять коров, мог купить целый воз зерна, мог одеться с головы до ног в самое лучшее! Сам не зная, что ему надо, Нелюб отправился на торжище, привесив кошель с деньгами к поясу. Он шагал по улице, лихо заломив шапку, взбивая пыль красными сапогами. Прохожие уступали Нелюбу дорогу, сразу узнавая в нем княжеского гридня; такой плащ, такие сапоги и шапка имелись только у гридней серпуховского князя.

Прочие гридни сторонились Нелюба, зная об его темном прошлом, потому-то он и шел на торг один, а не в компании с дружинниками.

На многолюдной торговой площади Нелюб сначала потолкался в ряду, где торгуют добротной одеждой, потом пробрался туда, где продают оружие и воинские доспехи. Ему было почему-то жаль тратить полученные от князя деньги. С серебром в кошеле Нелюб чувствовал себя как-то уверенней и независимей. Он теперь не простой человек, но почти знатный муж! Через год-другой станет Нелюб десятником, затем сотником, эдак он и в ближайшие подручные князя выйдет!

Вдруг в пестрой толпе Нелюб узрел миловидное женское лицо, плотно обтянутое белым платком. Будто какая-то неведомая сила увлекла Нелюба вслед за миловидной незнакомкой, которая шла, покачивая бедрами, между торговыми рядами с корзинкой в руке. Платье на ней было длинное, не приталенное, из темно-зеленой узорной ткани, оно мягко облегало ее красивую статную фигуру. Встав неподалеку, Нелюб смотрел, как незнакомка в одном месте покупает соль, потом в другом месте покупает сушеный горох. Наконец незнакомка купила все что хотела и выбралась из шумной толчеи базара на узкую тихую улицу, которая уходила к крутому берегу реки Нары и далее, к бревенчатой городской стене, протянувшейся над рекой.

Нелюб догнал незнакомку и зашагал рядом с нею с таким видом, будто им было по пути.

– Припекает сегодня, однако, – как бы невзначай обронил Нелюб, сбоку поглядывая на женщину. – Душно как-то с самого утра. Не иначе к грозе.

– Грозы не будет, а вот дождик, скорее всего, побрызгает, – заметила женщина и тоже взглянула на Нелюба: – Вот увидишь.

Нелюб только сейчас разглядел, что незнакомка явно постарше его, не намного, года на три-четыре, и все же это обстоятельство почему-то приглушило в нем его извечную самоуверенность. От незнакомки так и веяло телесным здоровьем, ее нетронутая загаром кожа на лице отливала нежной белизной, ее большие синие очи сверкали, когда в них попадал луч солнца. Алые уста ее имели красивый росчерк, темно-русые брови ее своим плавным изгибом придавали благородного очарования ее очам, затененным длинными изогнутыми ресницами.

– Меня Нелюбом кличут, – сказал гридень.

– Какое чудное имя! – улыбнулась незнакомка.

– Крикливым я был во младенчестве, – пояснил Нелюб, – поэтому отец с матушкой и нарекли меня таким именем.

Женщина свернула в переулок и задержалась на месте, видя, что и случайный попутчик ее намерен последовать за ней.

– Не ходи за мной, – предостерегла она, глядя в глаза Нелюбу. – Порченая я, не гляди, что красива.

– Как это, порченая? – не понял Нелюб. – Хворая, что ли?

– Не хворая, а гулящая, – с серьезным лицом проговорила незнакомка. – Блудом я промышляю. Уразумел?

Нелюб молча кивнул, но уходить не собирался.

– Мужа моего татары убили, брата тоже, – коротко поведала женщина, – отец от болезни помер. Матери своей я не помню. Выживаю как могу. У меня ведь своих двое детей и еще родная племянница с нами живет.

– По одежке твоей не скажешь, что ты бедствуешь, – заметил Нелюб.

– Так я же за немалые деньги собой торгую, благо телесными прелестями Бог меня не обидел, – промолвила незнакомка, и тень надменной усмешки промелькнула по ее губам. – Вот отцветет моя красота, тогда и перестанут богатые молодцы на меня облизываться. Пока же нету отбою от желающих на блуд со мной.

– Я тоже могу заплатить тебе, красавица, – сказал Нелюб и покраснел.

Женщина взирала на Нелюба каким-то странным испытующим взглядом, словно пыталась проникнуть в его мысли.

– Хорошо, – с неким внутренним усилием сказала она. – Приходи сегодня вечером на это место. С тебя я возьму две серебряные монеты. До вечера, Нелюб! – добавила незнакомка и не спеша двинулась в глубь узкого переулка.

– Постой! – окликнул ее Нелюб. – Как звать-то тебя?

– Домашей нарекли, – на ходу обернулась незнакомка и помахала Нелюбу рукой, обтянутой длинным темно-зеленым рукавом.

«Домаша», – повторил про себя Нелюб и улыбнулся, сам не зная чему.

* * *

Город Серпухов был заложен еще при князе Данииле, сыне Александра Невского, как укрепленный острог на левобережье Оки, близ впадения в Оку реки Нары. При Иване Калите Серпухов разросся до удельного града, заняв весь высокий мыс при впадении речки Серпейки в Нару. От речки Серпейки город и получил свое название – Серпухов.

Иван Калита завещал Серпухов младшему из своих сыновей Андрею вместе с городком Боровском. Князь Андрей Иванович умер до срока вместе со старшим братом Симеоном Гордым в год великого мора. Спустя девять дней после смерти Андрея Ивановича появился на свет второй из его сыновей, которого нарекли Владимиром и которому впоследствии достался отцовский удел после скоропостижной кончины старшего брата.

Когда князь Владимир Андреевич возмужал, то он первым делом заменил сосновые стены Серпухова на дубовые, значительно расширив территорию детинца и включив в кольцо стен не только возвышенность над Серпейкой, но и низину до самого берега реки Нары. Там, где раньше был старый посад, ныне раскинулись городские кварталы, а новый посад образовался на другом берегу Серпейки и вдоль реки Нары по дороге на Боровск и Москву.