Дети сектора - Виктор Глумов

Раз Улей не стал уничтожать врагов, значит, его основная задача – выполнить программу вторжения, а что происходит внутри – проблема системы безопасности, которая не дремлет.

В этом отсеке царил полумрак, даже скорее темнота, влажная сырость тропических джунглей после ливня, и запах такой же – земли, червей и гнили. Что вокруг – деревья или стены, – из-за тумана рассмотреть было невозможно.

Марина на руках Данилы шевельнулась, прерывисто вздохнула и судорожно вцепилась в его футболку. Рядом нарисовался Шейх, покачал головой:

– Так и будешь ее мертвым грузом таскать?

– Тебе-то что? – Данила опустил девушку на пол (все-таки это был прорезиненный пол), размял затекшие руки.

– Уменьшаешь мобильность отряда. Но как знаешь, конечно. Вдруг она и правда в себя придет? Она ведь побывала… как бы это сказать поточнее, – Шейх хмыкнул, – в мозгах корабля. Все здесь? Мальчик! Где мальчишка?

– Здесь, – Маугли шагнул из-за спины Данилы и прижался рукой к его боку.

– Отлично, – Шейх вытер влажное лицо. – Ничего хорошего, конечно, но мы живы.

– Мы безоружны – это минус, зато мы живы – это плюс, – сострил Рэмбо. – Если нападет какая тварь, придется с ней врукопашную бороться.

Данила уселся возле Марины и отшутился:

– А потом тебе змееглазые скульптуру слепят: Рэмбо, разрывающий пасть хренозавру.

– Хватит трепаться, – прервал их Шейх. – Определяем цель и движемся к ней. Иначе мы изойдем соплями и сгнием.

– Взять под контроль корабль у нас не получилось, – проговорил Данила. – И, видимо, не получится. Переходим к плану номер два: найти ясли с маткой и разумными и перебить молодняк.

– Одобряю, – поддержал его Рэмбо. – Улей – все равно что наседка. Для него главное – вырастить матку и разумных хамелеонов и отправить их на Землю. Измененных людей он не считает своими, они ему нафиг не уперлись, это рабочая сила для хамелеоньей элиты, то есть Разумных, а они еще не вылупилась. Сейчас от нас зависит, что будет на Земле. Оцените торжественность момента!

Шейх, похоже, тоже согласился:

– Дело за малым: найти и убить. Мы не знаем даже примерного направления – это раз, два – чем будем отбиваться от роботов? Наивно полагать, что Улей оставит без присмотра самое ценное.

– Эх, командир, какой же ты пессимист, – покачал головой Рэмбо.

– Я реалист, – отрезал Шейх. – Надо поискать оружие, а ты, Рэмбо, читай надписи… А вообще-то хотелось бы знать, что на Земле.

Говоря это, он поник и постарел лет на десять, широкие скулы проступили под кожей, раскосые глаза поблекли, и Данила возрадовался, что у него не было семьи и тех, за кого он бы переживал. Разве что сестра… Сестренка Момента стала ему родной. Инстинктивно отряхнувшись, он поднял Марину (сейчас казалось, что она просто спит) и сказал:

– Ну че, товарищи, в поход за подвигами?

Им овладела странная эйфория – то ли проснулся оптимизм Момента, то ли передался азарт Шейха.

Вскоре стало ясно, что они в широком коридоре. Шагая по полу, пружинящему под ногами, Данила вспоминал мать – свою и Момента – и думал, что же все-таки сейчас творится там, за тысячи световых лет отсюда…

* * *

Полицейский УАЗ не ехал по трассе – прыгал с кочки на кочку, и Россу казалось, что печень и почки скоро оторвутся, а мозги превратятся в кисель. Но больше всего ему сейчас хотелось не тихой езды, а чтобы в кабине было маленькое зарешеченное окно. Встать, выглянуть на улицу, в июль, и попрощаться с залитыми солнцем домами, ярко-зелеными, еще не запыленными липами, длинноногими девчонками в коротких юбках.

За два дня в «обезьяннике» он стосковался по открытому пространству, но в этой стране не то что о преступниках – о честных гражданах мало кто думает. Да и есть такая тенденция: вчера ты просто гражданин, а сегодня – «гражданин, пройдемте»! Ты никого не убил и не обокрал – просто перешел дорогу тем, кто сильнее тебя. И теперь сиди в душной коробке кузова, глотай пыль и бензинную вонь.

УАЗ перестало трясти, с лязгом распахнулись дверцы будки и донесся немолодой, бодрый голос:

– Савельев, на выход!

Свет резанул по глазам, Росс сощурился, хотел прикрыть глаза руками, да наручники не дали. Пригнувшись, он скользнул на улицу. Его поджидали два сержанта – один молодой и конопатый, второй лет сорока пяти, с солидным момоном; оба были по форме и вооружены АК. Росс вскинул голову, улыбнулся небу, перечеркнутому белым следом от самолета, мысленно коснулся по-весеннему зеленых листьев лип, расслабился и чуть не налетел на припаркованный рядом «мерседес».

– Пошевеливайся, – буркнули за спиной, и Росс прибавил шагу, спугнув купающихся в пыли воробьев.

Здание УВД, строгое, белое, шестиэтажное, надвигалось медленно и неумолимо. Возле запертой бронированной двери общались двое то ли гражданских, то ли оперов. Завидев Росса, один из них затушил сигарету, а второй сплюнул.

В сумеречном коридоре УВД пахло сыростью, к стене жались три потертых стула и сухонькая бабка в ядовито-зеленом платке. Бабка теребила файл с документами и причитала, причмокивая беззубым ртом. Дежурный проверил документы, протянутые сопровождающими, сделал запись в журнале, и лампа над решетчатой дверью мигнула зеленым.

Вправо и влево тянулись плохо освещенные коридоры с рядами одинаковых дверей. Свернули налево, остановились. Росс прочел табличку: «Старший следователь Константин Олегович Кошкин». Воображение тотчас нарисовало жирного плешивого мужичонку, зачесывающего челку на лысину.

От яркого света глазам снова стало больно, в нос шибануло табаком, лосьоном после бритья и чем-то тошнотворно-терпким. Росс прищурился. Стол напротив двери пустовал, старший следователь сидел под окном за вторым столом в дальнем конце кабинета, солнечные лучи обтекали его тело, и чудилось, что оно охвачено сиянием, как нимбом, так что лицо Кошкина было трудно разглядеть.

– Присаживайтесь, обвиняемый Савельев, – следователь указал на стул.

Росс воспользовался предложением и вытянул ноги. Он не мылся двое суток, и под левой лопаткой нестерпимо зудело. Следователь положил на стол ключи от наручников и принялся листать дело, изображая озабоченность:

– Ростислав… надо же, тоже Олегович. Статья 222-я, торговля оружием, до четырех лет лишения свободы, знаете, да?

Росс кивнул. Расстегнул наручники и положил на стол. Следователь совершенно не походил на то, что ожидалось увидеть. Это был мужчина средних лет, брюнет, с чуть раскосыми глубоко посаженными глазами, тонким хищным носом и выбритым до синевы массивным подбородком с крупной ямкой. Эдакий уличный котяра, матерый, битый в боях.

– Можно позвонить адвокату?

Кошкин проигнорировал вопрос и продолжил:

– Хотите сигарету?

– Спасибо, не курю.