Вторая попытка - Меган Маккаферти

— Мисс Мур, чур меня, чур! Мисс Мур, чур меня, чур! — распевала я снова и снова.

Родители выдвинули идею, что, разумеется, такой прыжок в академическом развитии негативно повлияет на мою социальную адаптацию. Они боялись, что если я окажусь младше своих одноклассников на два года, то буду объектом их насмешек всю оставшуюся жизнь. Так что за исключением пары часов, на протяжении которых я читала и занималась математикой с третьеклассниками-акселератами, остаток времени я проводила с детьми своего возраста, обучаясь тому, как нужно правильно играть.

Скоро я научилась бороться со скукой на уроках о «Мишках и Малышах». Я сжимала карандаш, как микрофон, и разгуливала по классу, беря воображаемые интервью, но не у одноклассников, которые, по моему мнению, были к этому совершенно непригодны. Нет, я вступала в долгие дискуссии с классной доской, цветком в горшке, короче, с любым неодушевленным предметом. «Не щекотно ли вам, когда на вас пишут мелом? Может быть, вы предпочитаете, чтобы вас поливали холодным чаем, а не простой водой?» Так, несмотря на слабые попытки моих родителей утверждать обратное, я окончательно закрепила за собой славу чокнутой.

Я предпочитала, чтобы меня перевели в другой класс — я и так не смогла ни с кем общаться. Так что в этом целиком и полностью их вина! А сейчас мне некого винить, кроме себя. Если бы родители позволили мне перейти в третий класс, сейчас у меня за спиной были бы уже первые курсы колледжа, а не маячила грустная перспектива провести полтора месяца на этой дурацкой летней программе.

Никогда еще бетонные стены не были для меня столь манящими! Никогда еще я не была настолько одурманена ароматом индустриальных районов! Никогда еще узкая койка с тонким матрасом не казалась мне такой комфортной! Никогда еще так не увлекала меня идея писать по шесть часов в день, пять дней в неделю! Никогда еще я не была так счастлива, глядя, как мои родители выруливают на шоссе со стоянки!

Отец все еще злился на меня из-за того, что я променяла кросс по стране на эту летнюю программу. С его лысого лба струился пот, когда он пытался осмыслить произошедшее. Он все еще был крепок, как бульдозер, совсем как в те времена, когда он работал телохранителем у звезд, но его манера бегать вокруг кампуса навевала мысли о том, что весь его атлетизм — следствие пивных уикендов в боулинге.

Кросс по стране — это то, что доктор прописал. В буквальном смысле. Мой ортопед сказал, что, регулярно занимаясь, я скоро обрету прежнюю форму, и полностью отрицал то, что меня это больше не интересует. Как капитан школьной команды в течение четырех лет, я была обязана стать лучшей, тренироваться, тренироваться и еще раз тренироваться, превозмогая боль в переломанной ноге — так считал мой отец, снова и снова прокручивая передо мной ту злосчастную пленку с моим поражением на школьном чемпионате.

В свободное от горестных раздумий по поводу моего фортеля время отец шлялся по кампусу, выискивая места, где я могла бы устраивать пробежки. Вот вам чистейший образец родительской тупости: ему было наплевать на то, что мои результаты теста показывали, что мне больше не к чему доводить себя до изнеможения бесконечными тренировками.

— Эти ступеньки отлично годятся для того, чтобы качать верхние мышцы бедер. Периметр двора примерно четверть мили — ты можешь бегать по дорожке. Если будешь есть в кафе южного кампуса, то в день будешь пробегать примерно по шесть миль.

Перед тем как уехать, он вручил мне шестинедельное расписание тренировок, четырех довольно жестких циклов упражнений, которые я должна была как-то ухитриться втиснуть между семинарами. Затем он поцеловал меня в щеку и сказал:

— Если просидишь все лето на заднице, думая об артистах-шмартистах, то в сентябре горько пожалеешь об этом.

Спасибо, папочка. Я тоже тебя люблю.

Я даже не потрудилась сообщить ему, что согласно моему личному расписанию у меня будет очень мало времени, чтобы просто сидеть на заднице. Занятость — верное средство избежать многих проблем. Он-то должен был это понимать, нарезая круги на велосипеде вокруг Пайнвилля, покуда я «испытывала его терпение».

Мама была отличной домохозяйкой, но мне кажется, что ее истинное призвание — дизайн интерьеров. В работу она погружалась с головой. Как в случае с лунатиками, ее нельзя было отвлекать от дела, иначе она начинала психовать и швыряться в меня чем-нибудь. Так что мне оставалось только наблюдать, как она стремительно носится по комнате, белокурые волосы развеваются, возбужденная, словно девочка из команды поддержки — та девочка, которой она была когда-то. Она распаковала мои сумки и развесила одежду так, чтобы «пространство шкафа было максимально оптимизировано». Она не считала, что «свободные места зрительно увеличивают комнату», поэтому переставила местами все кровати и столы — так будет, пока не явится моя соседка по комнате и не возмутится по этому поводу.

Прошло два часа с момента заселения, а она все еще не показывалась. Согласно розовой бумажке на двери, звали ее Мари де Паскаль. Я нацарапала свое имя на желтой бумажке и решила почему-то, что Мари де Паскаль — танцовщица. Вот и все, что я знала о человеке, который будет спать меньше чем в метре от меня все шесть недель «обмена идеями с другими талантливыми подростками из Нью-Джерси… сотней актеров, певцов, танцоров, музыкантов, иллюзионистов и писателей, всеми теми, кто сформирует культурный ландшафт нашей страны, кто является нашей надеждой на будущее».

Бриджит — единственная из нашей школы, которая тоже записалась на эту «национальную программу», так что купиться на сладкий бред в брошюре мог только полный идиот. Бриджит скорее сформирует ландшафт своей задницы, чем местной культуры.

Блин! Вам ясна моя незавидная участь?

Бриджит все еще дулась на меня за то, что я отказалась делить с ней комнату. Когда она увидела, что я записалась на курсы, то автоматически решила, будто мы с ней составим очаровательную парочку — великолепный образчик наивности и чистоты в этом циничном мире.

— А тебе не хочется найти себе новую подружку на всю жизнь? — спросила я, нарочно задев самое чувствительное ее место — непреодолимое стремление общаться, общаться и еще раз общаться.

— А тебе?

Аргумент. Но я не собиралась сдаваться. Соседство с загадочной Мари де Паскаль было все же лучше, нежели с Бриджит. Пока я не сошлась с Хоуп, я добрую дюжину лет играла роль придурочной лучшей подружки для королевы Бриджит: будто шут при дворе. Как Лили Тейлор в «Сказать все». Или Лили Тейлор в «Мистической пицце». Или Лили Тейлор в любом фильме.

То, что наши дорожки разошлись, обрадовало меня. В нашем общежитии было сорок комнат и четыре этажа. Однако вот будет сюрприз, если Бриджит поселилась через две комнаты от меня…

— Можешь игнорировать меня, если хочешь, — сказала она обиженно.

Возможно, я должна была больше доверять Бриджит, поскольку бог знает сколько еще не менее тупых идиоток записалось на эти курсы, но я не могла себя заставить. Я злилась на нее за эту непонятную прилипчивость, целью которой было выдворение меня из общества Пайнвилльской школы. Я просто бежала — и это была единственная возможность встретиться с людьми, которые могли бы понять меня. Ради этого я все лето готова была терпеть присутствие рядом всяких уродов, только ради того, чтобы в сентябре оказаться в колледже.